"Портал–Credo.Ru":  Как Вы прокомментируете недавнюю встречу Патриарха Кирилла и министра образования и науки Андрея Фурсенко и их выступления на открытии XVII Международных образовательных чтениях, где говорилось о возможном включении теологии как научной дисциплины в список ВАК РФ? Речь шла о том, что достигнута принципиальная договоренность об этом.

Екатерина Элбакян:  Я могу без большой радости прокомментировать это, и дело не только в том, что вообще, принципиально, наука всегда предполагает возможность пересмотра результатов в процессе своего развития. Была механика Ньютона, евклидова геометрия, а теперь есть квантовая механика, геометрия Римана и Лобачевского. Мы понимаем, что наука, развиваясь, может пересматривать какие-то свои, даже кардинальные, "догматические" положения. Теология же не является наукой, хотя бы уже потому, что для нее такое невозможно. Она изучает неземную реальность, объектом ее изучения является Бог, а как можно изучить земными средствами неземную реальность? Предметом являются какие-то самообнаружения Бога в мире. Естественно, это понимали уже в средние века. Фома Аквинский, когда говорил, что философия – служанка теологии, тем самым имплицитно разводил философию и теологию. Философию мы рассматриваем как образ науки в целом. В тот момент именно к ней сводились все науки. Затем Аверроэс (ибн Рушд) выдвинул концепцию двух истин, достаточно революционную для своего времени. Он заявил, что и наука, и теология имеют право на существование, но каждая из них идет своим путем к достижению своей истины. И обе истины могут сосуществовать. Поэтому она и называется теорией двойственной истины. Но это было средневековье, когда Церковь была главенствующей в духовной жизни Западной Европы. На сегодняшний день довольно странно выглядит попытка вернуть средневековье.

Здесь еще важен один момент, на который хотелось бы обратить внимание. Все-таки под теологией мы понимаем именно западную мысль – католическую и протестантскую. По-русски это называется богословие – и это совершенно правильная традиция. Западная теологическая мысль более рациональна по своему духу, нежели православное богословие. В силу этого рационализма она, в аспекте той же, допустим, протестантской теологии занимается более общими вопросами, которые в какой-то мере могут соответствовать  внешним представлениям о науке как парадигме. В России в большей мере развивалось и раньше, а тем более теперь, не основное богословие, которое как-то может соответствовать систематической теологии, а пастырское. Богословие пастырского богослужения. И в какой мере это пастырское богословие может быть названо наукой – мне очень трудно сказать.

Я считаю, что такой подход нивелирует, во-первых, многие аспекты науки. Если теология становится наукой, то возникает еще круг проблем: а что же мы называем наукой? С другой стороны, он нивелирует и теологию как очень специфическую сферу знаний или, точнее, даже представлений, а не знаний, о Боге и земной реальности, которые есть альфа и омега для верующего человека и о которых вообще нельзя иметь конечных суждений, потому что это бесконечная реальность.

– Возвращаясь к западной теологии, как раз существование там теологических факультетов является одним из аргументов сторонников введения научных степеней по теологии в России. Но на Западе совершенно другая система присуждения степеней. Там они присуждаются непосредственно самими университетами без всякого утверждения вышестоящей инстанции вроде ВАК. Там нет никаких экспертных советов. А какой может быть механизм присуждения степеней по теологии при нынешнем порядке их присуждения?

– Это серьезная проблема. На Западе, вы совершенно правильно отметили, нет никакого Высшего ни государственного, ни даже общественного органа, который бы подтверждал решение конкретно университетского или институтского совета по  присуждению ученой степени. Я не один раз была на защитах диссертаций в Тюбингенском университете. Там просто делается доклад, перед этим издается книга на эту тему и присуждается ученая степень – достаточно мнения сотрудников данного коллектива. У нас все по-другому именно для того, чтобы исключить ангажированность и добиться объективности. Как это будет происходить по теологии - даже в страшном сне нельзя представить! В России термин "теология" достаточно условный, и здесь она должна будет распасться на конфессиональную теологию. Внеконфессиональной теологии не существует. Так же, как нет дерева вообще, а есть конкретно осина, береза, дуб…

В науке у нас есть специальная номенклатура специальностей. В той же философии есть история философии, отдельно этика, отдельно эстетика, антропология и др. Значит теология должна будет разбита на ряд поддисциплин. Придется разбивать по двум критериям: первый – конфессиональная принадлежность, второй – проблема, которая в ней решается: учение о Боге, какой-то аспект проявления этого Бога. Я не представляю, какой аспект теологии можно назвать научным. Получается, что, например, должно быть православное богословие пастырского служения, православная гомилетика и т.д.

– Но может быть православный новообрядец или старообрядец?

– Вот именно! Какой же консенсус тут возможен? Тут уже не будет согласия не по тому, о чем написана диссертация, а по сугубо по мировоззренческим вопросам. Если подняться над конфессиональными различиями, тогда это уже не будет теологией.

Что касается Запада, если мы посмотрим на диссертации, защищаемые, например, в Оксфорде, где теология весьма сильна, то увидим, что это фактически религиоведение. Там идет речь об изучении не Бога, а религии как института. Это религиозное сознание, это религиозный культ, религиозная практика и религиозные организации – три элемента, входящих в структуру религии.

Если такой подход собираются создать в России, то следующим шагом, я подозреваю, будет вытеснение религиоведения, т.к всем комплексом этих вопросов станет заниматься теология с конфессиональных позиций.

– Что Вы можете сказать по поводу введения в образовательный стандарт Основ православной или иной конфессинальной культуры?

– В поликонфессиональной и многонациональной стране этой станет тлеющим истчоником конфликта. Как мы знаем, социальные конфликты религиозного характера, как правило, наиболее трудно устранимы и сохраняются наиболее долго. Они передаются от поколения к поколению. Если вводить конфессиональный компонент по территориальному принципу, то возникает вопрос: а есть ли у нас моноконфессональные регионы? Или дети должны будут ходить в школы по конфессиональному признаку?

– Пытаются в этом случае говорить о добровольности изучения таких предметов. Может ли образовательный стандарт быть добровольным? Можно ли добровольно отказаться изучать таблицу умножения?

– Стандарт обязывает к исполнению. Но даже курс идет по выбору, мы прекрасно знаем, как у нас это делается. Придет в школе директор или завуч и скажет, что шестым уроком будет ОПК. А чтобы дети не бегали по улице - все должны на нем быть. Ладно, если это будет последний урок - можно идти домой. А если в середине дня? Чем тогда занимать детей, родители которых не хотят, чтобы их дети изучали ОПК? Их же посадят в тот же класс. Мы же исходим из реального положения вещей, а не из абстрактных схем, которые существуют в головах у чиновников от образования.

В школе нужно либо преподавать историю религии, либо в курсе всеобщей истории, но обязательно разных религий, либо делать как отдельный предмет истории религии в широком смысле и показывать ее связь с культурой, политикой и общественным устройством.

А для тех родителей, которые настаивают на конфессиональном образовании своих детей, существуют специальные духовные учебные заведения или воскресные школы.

– Для того, чтобы включить в школах такой курс в образовательный стандарт, нужны квалифицированные преподаватели. Сколько таких педагогов нужно будет? В какой обозримый период времени школа может быть обеспечена минимально соответствующими кадрами?

– Это может быть довольно не скоро. Придется переучивать учителей истории и литературы. Если учесть, что религия – очень специфический предмет, то можно представить, каково буде преподавание этого предмета. Для того, чтобы обеспечить школу хотя бы одним или двумя педагогом по этому предмету, учитывая что в России свыше 30000 школ,  понадобится, как минимум, 30-40 тысяч педагогов. Должны будут открыты специальные отделения при исторических факультетах пединститутов, курсы повышения квалификации в вузах, в которых есть религиоведческие кафедры, а таковых не очень много – от 30 до 40 в стране, для этого нужны немалые средства, чтобы хотя бы в течение полугода учителя освоили этот предмет. А открытие отдельной специальности в педвузах займет много времени, да еще не менее пяти лет обучения…Сначала ударно надо будет создавать такие отделения для обеспечения всех школ преподавателями, а по насыщении – сокращать такие отделения. Проблем много возникнет. Я удивляюсь тому, как такую ситуацию не могут просчитать в министерстве.