Толя.
По определению коммунисты не должны верить в Бога.

Если они верят, то это не коммунисты.

Коммунисты - носители идей коммунизма, как христиане, носители идей Христа.
В коммунизме нет места религии.
Это то, что должно отойти, отпасть естественным образом, при построении светлого будущего, где нет места не только религии, но и многим институтам.

Россия стала плацдармом чудовищного эксперимента устроенного вождями. Собственно то, что делалось в России, точно так же имело отдаленное отношение к коммунизму, как и сказки о добром Ленине, Сталине к действительности.

Ольга.
Судя по всему вы вкладываете в слово коммунизм не сосем тот смысл, что есть у вас.
Вы , скорее всего, социал-демократ.
И тогда нет никаких проблем.

Есть еще одна вещь.
Практическое воплощение коммунизма очень сильно отличается от того, что писали Мркс и Энгельс.
Они бы сами ужаснулись тому, что произошло в России и  в других странах, типа Кореи, Китая, Камбоджи.

Коммунизм в России принял квазирелигиозную внешнюю форму.
Поклонение мощам.
Священные Писания в виде учения Маркса, Ленина, Энгельса, Сталина.
Вера в то Светлое будущее, что придет и ради которого возможны любые жертвы.
Так что в каком-то смысле говорить о религиозности коммунизма возвожно, но квазирелигиозности.

Для тех, кто живет в Петербурге или бывает там, рекомендую сходить в музей истории ревролюции, это старое названеи, сейчас вроде бы музей истории демократии России.
Это особняк Ксешинской , ст. метро горьковская.
Там есть зал с революционной атрибутикой первых лет после революции.
Так вот, гляда на эти знамена, плакаты, иные вещи, создается полное ощущение их принадлежности к религии.
Такое особенное ощущение, сходите, не пожалеете.

это точно
радости не прибавило
горечь

Решил разместить эту статью сюда.
Хотя ей место  в другом месте.
Пусть будет так.

Владимир Можегов. ЧЕЛОВЕКОБОЖИЕ. О мистических корнях фашизма и большевизма

Сегодня много спорят о природе гитлеризма и сталинизма. Но спор этот рискует выродиться в банальную перебранку (как мы это уже видим в вихрях эмоций вокруг резолюции ОБСЕ, уравнивающей тоталитарные режимы ХХ века), если будет игнорировать глубинные корни этих явлений, если мы не коснемся самых низких регистров.

О "белом фашизме", фашизме как "рыцарской идее", много и охотно рассуждал еще Иван Ильин. Но более прав, наверное, все же Г. Федотов, утверждавший, что "весь мировой фашизм поднялся на ленинских дрожжах". Фашизм оказался густо замешан на имморализме, провозглашенном Ницше и впервые столь зримо и мощно явленном в большевизме. Еще в 1909 году Томазо Маринетти, основатель футуризма и учитель Муссолини, говорил: "Человек, испорченный библиотеками и затюканный музеями, не представляет больше ни малейшего интереса… Мы хотим воспеть любовь к опасности, привычку к дерзновенности. Хотим восславить агрессивность, лихорадочную бессонницу и кулачный бой... Мы воспеваем наглый напор, горячечный бред, строевой шаг, опасный прыжок, оплеуху и мордобой".

Фашизм, таким образом, есть реакция воли на измельчание человека в цивилизованном мире, на слабость человека культуры, утверждение примата воли над интеллектом ("Фашистский дух — это воля, а не интеллект; всякая сила — есть моральная сила" — Джованни Джентиле). Наконец, на уровне политики фашизм есть реакция "духа государства" на "дух либерализма": "Либерализм похоронил культуры. Он уничтожил религии. Он разрушил отечества" (Ван ден Брук).

Высшая идея либерализма — человек. У государства тоже есть свой ангел, своя высшая идея — идея справедливости. Фашизм и выступает как ангел справедливости, как священная правда, реакция духа на попытку его разложения рафинированной культурой декаданса, мамоной, либерализмом и "жидо-большевизмом". Отсюда и обожествление государства у Муссолини (впервые, кажется, в ХХ веке употребившего эвфемизм "Третий Рим"). Мечта, Родина, Справедливость — эти священные слова написаны на знаменах фашизма. Но, более того, фашизм есть романтическая мечта о царстве света и справедливости, которую, в отличие от природной стихии большевизма, фашизм находит в духе государства. И устремлен он — в священное царство справедливости и света. Трубы фашизма звучат не только из античного Рима, но и из священной Валгаллы. Оттуда, освобождаясь от пут христианской морали (рассказывают, что древние германцы-викинги крестились с мечом в руке; держа его над головой), поднимается ницшеанский сверхчеловек. Это все та же вековечная мечта человекобожия, породившая в свое время и Нерона, и Ивана Грозного.

Но и марксизм — не только экономика, но, прежде всего, философия истории (почему он и оказался столь привлекателен для русских). Русский марксизм — это в первую голову вера, это смысл истории, и ее разрешение (марксизм – философия действия). И Третий Интернационал Сталина, и Третий Рим Муссолини, и Третий Рейх Гитлера — лишь разные версии хилиазма, проекты построения царства Божия на земле.

И нельзя, конечно, не видеть эту мистическую близость тоталитарных идеологий, о сути которых Г.П. Федотов писал: "Коммунизм, то есть общение, братство любви с нераздельным владением — "никто ничего… не называл своим" — родился вместе с христианством: это идеал жизни первоначальной христианской общины… Но что из него сделал механизм безбожного века? Национализм, гораздо слабее укорененный в христианстве, чем коммунизм, вырождается еще с большей легкостью. Та же судьба постигает все самые высокие ценности, когда они отрываются от животворящего Центра жизни. Наука вырождается в позитивизм, искусство — в эстетизм и, замыкаясь в себе, становится прибежищем демонических сил. Наша эпоха, поскольку это эпоха распада, порождает жестокий вампиризм восставших на Бога идей-ангелов".

В Русской революции 1917 года ничего фашистского, ничего "римского" еще не было (хотя и Георгий Федотов, и Иван Ильин уже угадывали в большевизме черносотенные черты). Но в 30-х годах коннотации фашизма в СССР уже совершенно отчетливы. И тот же Федотов в 1935 году пишет: "Вчера можно было предсказать грядущий в России фашизм. Сегодня он уже пришел. Настоящее имя для строя СССР — национал-социализм. Здесь это имя более уместно, чем в Германии, где Гитлер явно предал национал-социалистическую идею. Сталин, изменяя коммунизму, становится национал-социалистом, Гитлер, изменяя себе, превращается в вульгарного националиста.… Кровное родство между фашистской группой держав, включая Россию, несравненно сильнее их национальных отличий: последние носят порой чисто символический характер".

Столь же определенно говорит Федотов и в 1938-м: "Сталинизм есть одна из форм фашизма".

Фашизм (как и сталинизм) – это реванш "природы" над идеей личности, провозглашенной Христианством, и почти две тысячи лет мучительно пробивающейся сквозь животные стихии человеческой души. Фашизм - это не только репрессии, это, прежде всего, стандартизация человека, выхолащивание в нем всего личного, "не общего", в том числе – национального.

В этом смысле вполне можно говорить сегодня о "либеральном", "постмодерном" или "интеллектуальном" фашизме. Фашизм – не случайный эксцесс, он имманентно свойственен человеческой природе. Колония клеток, подчиненная единой программе – вот икона фашизма.

Все тоталитарные режимы утверждают один и тот же тип человека — спортивный, антиинтеллектуальный, оторванный от почвы, замечает Федотов, говоря о парадоксальном "выветривании национального своеобразия" "консервативными" и "коммунистическими революциями" ХХ века: "Муссолини разрушил Италию совершенно так же, как Ленин Россию и, может быть, как Гитлер Германию".

Но "примеры гибели наций" случались и в прошлом. Так, замечает Федотов, перерождение классического грека в византийца (типы эти настолько далеки друг от друга, что их можно считать антиподами) произошло буквально за одно столетие без всяких катастроф и завоеваний. Принятия христианства и острой ориентации Империи (то есть двух чисто духовных факторов) в IV веке оказалось достаточно, чтобы породить новый народ из элементов старого при полном сохранении государства и языковой традиции. Явление поразительное, замечает Федотов, угрожающее и современной Европе, особенно России.

Но, пожалуй, еще более поразительный пример перерождения духа (идеи) мы видим в царстве Ивана Грозного. Трагедия Грозного — это, конечно, не тот наивный исторический лубок, который рисуют нам консервативные или либеральные (репрессии!) публицисты. Грозный — это предел византийской, римской идеи царства, идеи царя как наместника Бога. Грозный вдохновлен Римом, не только вторым, но и первым, языческим ("мы от Августа-кесаря родством введемся!"). В его сумрачном и жестоком уме живет средневековая мечта о царстве (естественно — добра и света). Он хочет видеть себя благодетелем, Христом. Но жизнь (заговоры!) вынуждают его превращать свою мифологическую реальность в поле Страшного Суда, который он и творит как законный бог этого мира. И вот мечта о царе-Христе в реальности претворяется в отчаянную манифестацию антихриста-человекобога — причем манифестацию, смиренно принятую народом: "То земной едет бог, то отец наш казнить нас изволит". Опричнина Грозного — это ангелы Страшного Суда, а Русь (в самосознании того времени — вся вселенная) — пространство этого Суда. Русь поделена пополам, и одна часть (земщина) подвергнута тотальному геноциду со стороны второй (опричнина). Это можно назвать гражданской войной и социальной революцией — с той только разницей, что уничтожаемая сторона даже не сопротивляется (Федотов).

Так точно и революции ХХ века (и большевистская, и "консервативная", фашистская), разрывая парадигмы модерна (разума и просвещения), оказавшиеся слишком тесными для стихий, заключенных в человеческом сердце, погружают общественные отношения в Средневековье и феодализм. И там одна отливается в формы "московского царства", душу другой, мятущуюся в стихийном вагнеровско-ницшеанском романизме, сковывают магические ритуалы СС (тоже своего рода опричнина — духовный орден).

Гитлер и Сталин кажутся отражениями друг друга. Разница между ними лишь в том, что один творил революцию, а второй ее подминал. Но и тот, и другой всходят "на ленинских дрожжах" (так ненависть всегда порождает страх и ответную ненависть). Оба они в этом смысле — птенцы "гнезда Ульянова". (Примат воли над логосом – пафос, прежде всего, большевизма: "Интеллигенция не мозг нации, а г…но нации" (В.И. Ленин)). И явление обоих вовсе не кажется случайным. И Сталин, и Гитлер были совершенно неизбежны, как всякая доведенная до конца мысль.

От обожествления государства (римский идеал закона и гражданина) — один шаг до обожествления нации и ее фюрера (германский идеал индивидуальной воли, где снова начинает звучать торжественные трубы человекобожия). Воля Гитлера была неуклонна, как воля бога, воля фанатика, уверившегося в своей миссии спасителя мира и крайне при том мистически настроенного (известная история с копьем Лонгина для него очень характерна). Гитлер — мистик, как и Иван Грозный и, кстати, Николай II. Он олицетворяет собою такой же неизбежный апогей и конец идеи, каким для русского Средневековья стал Иван Грозный, а для Российской Империи — ее последний государь.

Не здесь ли смысл притчи, рассказанной Христом 2000 лет назад? Христа распяла высшая духовная власть (консерваторы-архиереи) и высшая светская власть (обожествившая себя Империя). Но также и власть толпы, кричавшей "распни, распни", натасканного вождями демоса (фашизм — демократическая идея). Конечно, Пилат уступал не столько толпе (носительницей воли народа лицемерно объявляла себя Империя), сколько страху, внушенному первосвященниками. И Пилат сделал свой выбор. Как сделали свой выбор и архиереи, чьей задачкой был тоже вопрос о власти — духовной власти над народом.

Вопрос о власти (власти Бога и кесаря) разрешала в свое время и Россия, восходя на Голгофу сталинократии.

Но и это еще не конец. Возможен фашизм нового, ХХ1 века, фашизм постмодернисткий, "либеральный", "демократический" (стандартизация, выхолащивание человека, привидение его к единому знаменателю, скажем – телеприемника). Есть еще уровень фундаментализма, есть демонизм религии – исламский джихад и "ЧК во имя Христа", о котором предупреждали тот же Федотов и Бердяев. И все это уже, по всей видимости, —драма и "столкновения цивилизаций" ХХI века.

http://www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=1031