Помощь в старости... (Продолжение темы выборгских переселенцев)

Инвалидную коляску с пожилой женщиной в ортопедических ботинках катит по солнечным выборгским улицам высокий молодой человек в белой рубашке с галстуком. Это Юра, он - выборжец. Рядом с ним идут еще два молодых человека - в отглаженных костюмах с галстуками: Джонсон и Харви, они из Америки. У всех у них на груди бейджики с именами. По дороге встречают они другую пожилую женщину, та всплескивает руками:
- Валя! Сколько лет, сколько зим! Ты откуда? А что это за компания с тобой? Какие мужчины тебя везут!
Дальше следует длинный разговор двух подруг, не видевшихся много лет: и о маленькой пенсии, и о детях, и о добрых людях, которые вот везут и еще будут поднимать на третий этаж.
Я наблюдаю эту сцену с любопытством, - обычно молодых людей раздражают подобные сцены, но троица с бейджиками ничем не выражает своего неудовольствия, терпеливо ждет окончания разговора двух старушек. Наконец женщины решили обменяться телефонами. Ни у одной нет ни ручки, ни бумаги. Харви с готовностью достает лист из своего блокнота и протягивает его вместе с ручкой. Я помогаю записать и обменяться листочками. Джонсон считает с акцентом:
- Три, два, один… - И все покатили коляску через перекресток на загоревшийся зеленый свет светофора…
По пути я спрашиваю, кто и откуда эти молодые люди. Оказалось, это миссионеры церкви Иисуса Христа святых последних дней. Юра - программист, Джонсон - будущий дизайнер, Харви - будущий спортивный врач. Они приехали в Россию на каникулы в летнее время, решили помогать нашим бедным людям во имя Христа. Около многоэтажного дома троица готовится к подъему, приноравливается - как лучше, и вот уже 75-летняя Валентина Михайловна Антипенкова (до замужества Кокушина), 10 лет прикованная к инвалидной коляске, восседая в ней как на троне, мягко проплывает над маршами узкой лестницы старой "хрущевки" на руках молодых людей. Колеса коляски пачкают чистые костюмчики американских миссионеров, и Валентина Михайловна сокрушается. Но Джонсон хорошо выучил слова, используемые русскими в быту, и говорит по слогам:
- Бы-ва-ет… - И добавляет с акцентом: - О-о, классно! - когда наконец коляску вкатывают в квартиру Валентины Михайловны.
- Ну, до свидания. Завтра наши сестры придут к вам вымоют окна, - на прощание говорит Юра и уходит с американцами.
…Я остаюсь с Валентиной Михайловной. Она привычно передвигается на коляске по квартире, ищет фотографии, и мы пристраиваемся на кухне их рассматривать.
- Я родилась в семье колхозников в деревне Ефремово Каргопольского района Архангельской области 3 марта 1932 года, вернее, нас двое в этот день родилось - я и мой брат Владимир, мы двойняшки. Всего в нашей семье детей было четверо. Мать умерла, когда нам было всего 11 месяцев. Отец остался вдовцом с детьми четырех и семи лет, и нам двоим года не было… Сам тоже был нездоров, у него открылась язва желудка.
Мы очень бедно жили. Пока не пошли в школу - с братом по миру ходили. Возьмем сумочку и идем по ближайшим деревням просить милостыню Христа ради. Кто картошину даст, кто - кусок хлеба, а кто - ничего, скажет: "Бог подаст!" Корова наша мало молока давала. Ее же накормить надо, сена накосить, а отец-то больной… Да еще и сборщики налогов приходили - все обязаны были с коровы по 300 литров молока в год сдать государству. Да она же не всегда доится, бывает, что яловая стоит… Кто не сдавал налог, у того забирали имущество какое было. Отец ругался, говорил: "Вот все, что у меня есть - дети". Но к войне все-таки пришлось корову зарезать… Выручало наше Белое озеро и река Ухта, в рыболовецком колхозе отец работал, а мы ему помогали уже - щук из лодки вытаскивали, на сено сушить складывали. Щуки такие огромные: на плечо положим - до земли достает. Рыбой сушеной и питались. Сестры постарше уже в конце войны учиться в ФЗО уехали. Братишку моего, двойняшку, в 1944 году в детский дом на станции Няндома определили.
…Валентина Михайловна плачет, утирая слезы:
- До сих пор не могу без слез вспоминать… Его на машине увозили, а мы с отцом бежали вслед, упали и рыдали на дороге… Отец-то совсем больной стал, вот и решили местные власти брата моего в детдом отправить, а меня оставили с отцом - досматривать его, мне уже тринадцатый год шел, взрослая считалась. С того дня не видела я брата 22 года…
Отец умер в декабре 1946 года, и я поехала к сестре в Северо- двинск - он тогда Молотовском назывался. Сестра сама у подруги жила, мне негде было жить, и она помогла мне устроиться нянькой в семью: там были две девочки-двойняшки и мальчик. Девочки были грудные, раньше матерям давали только три месяца послеродового отпуска, и мать их уже должна была идти работать: она приходила только в перерыв кормить их грудью. Отец у них работал на судостроительном заводе. Мне приходилось все по дому делать: и кашу варить, и пеленки стирать, и мыть-купать младенцев. С тремя маленькими детьми на руках, да и самой всего 14 лет… Люди эти ко мне хорошо относились. Через некоторое время хозяина в Ленинград обратно на завод потребовали - он был эвакуированный судостроитель. Так они меня с собой взяли. В Ленинграде возникли проблемы с пропиской, и они меня устроили на дачу к своей тете в Пудость, там я стала работать в местном колхозе дояркой. А потом к 1949 году этот колхоз расформировали, и нас всех завербовали в Выборгский район в совхоз "Матросово".
В "Матросово" нам дали финский дом, и мы с подругами там разместились, стали хозяйством обзаводиться: решили подпол вычистить, чтобы картошку на зиму запасти. Спустились в подпол, зажгли свечу, а там... труп лежит! Я только увидела огромные мужские сапоги с шипами, волосы… Мы завизжали и опрометью бросились из подпола, побежали в сельсовет, а нам не верят: после войны-то уже пять лет прошло. Потом пришли мужики, и вытаскивали этот труп по частям. Это оказался вражеский солдат - по форме и сапогам определили. И лежал этот труп прямо под моей комнатой… Я еще раньше, как приехала, все время жаловалась, что пахнет как-то неприятно в моей комнате, часто проветривала, а мне говорили, что это мне кажется…
Потом меня послали на годичные курсы животноводов, я вернулась - назначили бригадиром, моя фотография на Доске почета висела. Вот она - это я после больницы острижена, тогда мы от коров бруцеллезом заразились, мои подруги были послабее - умерли, а меня в Ленинград отправили лечиться, выжила.
Я отработала три года после курсов и в 1954 году уехала в Выборг. Молодая была, хотелось поинтересней жить, а в деревне плохо тогда было… Устроилась я в Выборге дворником - только им тогда сразу жилье давали. И мне дали комнату 6 кв. м при Доме культуры, на проспекте Ленина, 20, кв. 10. Тогда демонстрации шли по Красной площади: моя бывшая бригада из совхоза идет, а я дворником бумажки от мороженого мету… Стыдно было… В совхозе-то меня уважительно Валентиной Михайловной звали… Но работа есть работа.
В то время еще много завалов было в Выборге, их приходилось разбирать. Был такой случай: разбирали мы завалы там, где сейчас кинотеатр "Выборг", и нашла я солдатскую пилотку со звездочкой, внутри подписано: "Перевалов В.П.", до сих пор помню. Я отнесла эту пилотку в военкомат, там все записали, а пилотку мне отдали. Я ее хранила некоторое время, но жила бедно, ткани тогда не хватало, и я из пилотки... лифчик себе сшила… А звездочку к платью на грудь пришила. Этот солдат за Выборг воевал, погиб, наверное…
А вскоре я с солдатиком познакомилась - они помогали нам Выборг восстанавливать. Мы делали клумбу около вокзала - там и познакомилась с моим будущим мужем, Владимиром Федоровичем Антипенковым. Он был родом из смоленской деревни, домой не поехал, остался у меня. Зарегистрировались мы; тогда за регистрацию брака надо было 1 рубль 50 копеек платить, и муж потом все шутил, что он меня за рубль пятьдесят купил. Свадьбу мы отметили 11 мая 1956 года в моей комнатке вшестером: я пригласила своих двух подруг, и он двух друзей привел. Принесли они бутылку водки, так мы по рюмочке выпили - еще полбутылки осталось. Долгое время после свадьбы стояла водка эта, потом уж я подруге на настойку для лекарства отдала. Я пирогов на свою свадьбу напекла, чаю попили и пошли на танцы.
Жили мы хорошо. Вскоре у нас дочка родилась, я на очередь встала; мой номер был 138, и лет через пять льготная очередь на квартиру подошла - нам дали двухкомнатную квартиру на улице Вокзальной. Я вступила в партию, меня избрали председателем месткома домоуправления № 1, мы организовывали для его работников - дворников, кровельщиков, сантехников и других рабочих - культпоходы в кино, ездили на экскурсии в Ленинград, на Пискаревское кладбище, ездили помогать в совхоз "Свекловичное". С нами всегда был управляющий Алексей Кириллович Карпуничев, он инвалид, без руки, а все равно с нами в совхоз ездил, хоть немного, одной рукой, но работал. Проводили спортивные мероприятия - тогда все должны были сдавать нормы ГТО.
Помню, пришел Карпуничев и сказал мне: "Давай организовывай людей - будем проспект Победы закладывать". Пришли мы и другие люди с лопатами, стали копать в начале проспекта большую яму перед огромным гранитным валуном. Потом мужчины столкнули этот валун в яму - он ушел в землю наполовину. На гранит взобрался человек и начал митинг о том, что мы строим новую жизнь…
Ираида ЕФИМОВА
(Окончание следует)