Церковь Иисуса Христа святых последних дней

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Церковь Иисуса Христа святых последних дней » Общие вопросы » ТЕОЛОГИЯ И РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ


ТЕОЛОГИЯ И РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

ТЕОЛОГИЯ И РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
"Новые научные и образовательные специальности" носят характер жесткой конфессиональной ориентации
Лариса Андреева, Екатерина Элбакян

Об авторах:
Лариса Анатольевна Андреева - кандидат философских наук, старший научный сотрудник РАН.
Екатерина Сергеевна Элбакян - доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Российского независимого института социальных и национальных проблем. 

В 1999 г., озаботившись отсутствием развитой системы государственного теологического образования, что "препятствует интеграции отечественной науки в общемировое научное пространство и вызывает жалкое состояние отечественных гуманитарных исследований" (государственный образовательный стандарт по специальности "теология". Документ Министерства образования), а также утратой "за истекшие 80 лет духовно-нравственных основ национального бытия" (письмо министру образования РФ), Патриарх Русской Православной Церкви Алексий II, президент РАН, академик Юрий Осипов, президент Российской академии образования, академик Николай Никандров, президент Союза ректоров российских университетов, ректор МГУ, академик Виктор Садовничий обратились к министру образования РФ Владимиру Филиппову с предложением ввести государственное теологическое образование.

Для развития гуманитарных наук предлагается ввести в номенклатуру "новые научные и образовательные специальности": история Церкви, история христианских учений, христианская археология, историческая литургика, библеистика, патрология, христианская этика, церковное право, история и теория христианского искусства, история и теория церковной музыки. Из этого перечня можно сделать вывод о его жесткой конфессиональной ориентации.

Прокомментируем идеологически-мировоззренческую и "научную" мотивацию этих предложений, излагая основные идеи цитируемого документа.

1. "В стране с тысячелетней православной культурой, где даже в конце ХХ века, ознаменовавшегося жесточайшими гонениями на веру, больше половины населения заявляет себя верующими, нет разумных оснований для того, чтобы предоставлять атеизму господствующее положение в образовании и воспитании".

Из данного утверждения следует, что авторы письма, жестко стоящие на позициях необходимости теологического образования в государственном масштабе, считают, что "больше половины населения заявляют себя верующими". Однако, по данным последнего опроса РОМИР, религия не важна для 33,7% респондентов и совсем не важна для 19,6%; христианские праздники Рождество и Пасху считают самыми радостными только 13,5% опрошенных. Следовательно, более половины (53,3%), по существу, заявили о своей нерелигиозной ориентации.

2. "...Воспитание совести, самоотверженности и бескорыстия, верности и уважения к достоинству человека, по свидетельству истории минувших тысячелетий, имеют религиозное происхождение. Церковь, религиозное воспитание с успехом противостоят разврату, наркомании, сектантскому зомбированию личности, умеют вырабатывать у молодежи необходимый иммунитет в отношении губительного для нации нравственного разложения".

Если следовать логике письма, то большая половина населения России зачисляется в категорию бессовестных. Как видно из предыдущего изложения, все больше людей становятся неспособными принять традиционные верования. И если официальная пропаганда начнет внушать, что без этих верований нет никаких оснований для "доброго" поведения, то результаты могут оказаться катастрофическими. История развития человечества показывает, что никакие сверхприродные основания не нужны, чтобы сделать человека добрым, а пороки имеют истоки в воспитании, социально-экономических условиях, наследственности. Гораздо важнее установить причины и взять их под контроль, и тем самым предотвращать пагубное и осуждаемое обществом и законом поведение. Сводить все общественные пороки к религиозному понятию греха чрезвычайно опасно, ибо в разных религиозных системах понятие "греха" разнится и не может быть универсального, абсолютного в своей истинности перечня грехов.

3. "Вместе с православной верой Русь восприняла у Византии образ христианской государственности, христианскую нравственность".

Христианская государственность Византии - это модель власти, вобравшая в себя опыт восточных деспотий со времен древних Шумера, Египта и Вавилона, достигшая своего апогея в Византии: Халкидонский Собор 451 г. провозгласил формулу "царя первосвященника, учителя веры". Отсюда вытекал главный постулат государственности Византии - бунт против земного владыки считался бунтом против Бога, что в России выразилось во введении специальной анафемы, за которой следовали пытки и смертная казнь для несогласных с тем, что царь есть Помазанник Божий. Византийский император обладал безграничной властью (согласно § 4 105-й новеллы Юстиниана, "царь есть сам живой закон"). При таком понимании закона единственными ограничителями оставались "нравственные заповеди, установленные православной верой и церковным каноном" (хотя император Константин II считал, что его воля должна быть каноном для Церкви). За 1122 года существования империи в ней сменилось до 90 императоров, и почти половину из них свергли или уничтожили физически.

Думается, что для авторов письма будет авторитетным мнение Константинопольского патриарха Фотия (сер. IX в.) о нравственном облике Византийской империи: "Мы сделались поношением соседей наших... и поруганием окружающих нас".

4. "Наше законодательство, продолжая оставаться в плену атеистически понятых демократических идей, упорно борется со всякой возможностью реального христианского влияния в государственной школе... Русская православная богословская наука (выделено авт.) дала миру множество величайших ученых, труды которых навечно вошли в мировую сокровищницу знаний. Это - св. митр. Филарет (Дроздов), митр. Макарий (Булгаков), В.О. Ключевский (? - авт.)..."

Если авторы пишут, что общество находится в плену атеистически понятых "демократических идей", то создается впечатление, что византийская интерпретация этих идей должна стать для общества непререкаемой догмой.

И в каком аспекте, например, в государственных учебных заведениях будут рассказывать о деятельности "величайшего ученого", труды которого обогатили культуру - св. митрополита Филарета (Дроздова). Стоит напомнить, что в Российской империи, согласно переписи населения за 1897 г., полностью неграмотными были 78% населения. В такой ситуации была заслуга и "ученого" Филарета Дроздова, который считал, что "...тысячу лет прожила Россия, взрослась, укрепилась, распространилась при весьма ограниченной грамотности народа: была в том беда?" Тот же Филарет Дроздов весьма недвусмысленно высказывается и по ряду других вопросов, например в Манифесте об освобождении крестьян: "Обширному преобразованию радуются люди теоретического прогресса, но многие благонамеренные люди ожидают оного с недоумением... помещики не найдут ли себя стесненными в праве собственности и в хозяйственных обстоятельствах?" Человек - венец божественного творения - рассматривается в качестве вещи, собственности, что, несомненно, свидетельствует о "высокой" нравственной позиции автора этих слов.

5. "К разработке стандартов по направлению "религиоведение" также необходимо привлечь настоящих профессионалов. В соответствии с общей практикой необходимо также создать учебно-методическое объединение (УМО) по теологии из ученых, обладающих авторитетом и принадлежащих соответствующим конфессиям..."

По мнению авторов письма, атеизм занимает господствующее положение в системе государственного образования, а все религиоведы - атеисты из советского прошлого. Однако это не совсем так (например, на головной религиоведческой кафедре в МГУ уже несколько лет преподает о. Андрей Кураев). Бесспорно, так называемый научный атеизм, который преподавался в советский период, имел в себе элементы пропаганды и заданных идеологических стереотипов. Но наряду с этим в рамках дисциплины проводились серьезные религиоведческие исследования, результаты которых нашли отражения в работах многих выдающихся религиоведов, таких, как С.Токарев, С.Ольденбург, Д.Угринович, Ю.Кимелев. И.Яблоков, В.Добреньков, К.Никонов и др.

Удивляет мнение о том, что ему предстоит только выработать свой метод и освободиться от принципа "надконфессиональности" (такой подход содержится в проекте государственного стандарта по специальности "теология"). Религиоведение является научной дисциплиной и оперирует научным категориальным понятийным аппаратом и методами. Религиоведение не может и не должно быть конфессиональным. Известно, что на Западе кафедры религиоведения так же, как и сама эта дисциплина, существуют со второй половины XIX в.

6. "Теология является комплексом большого числа развивающихся с глубокой древности наук".

Зачислять теологию в ранг науки более чем необоснованно, поскольку одна из фундаментальных характеристик науки - то, что она допускает пересмотр и отказ от устоявшихся научных доктрин при наличии нового знания. В этом одно из коренных отличий науки от теологии. Их отличает и предмет, и объект рассмотрения. Если религиоведение в качестве своего предмета изучает религию, которая является объектом его анализа, то теология рассматривает в качестве своего объекта только Бога.

Сам термин "теология" ("богословие") впервые встречается у раннехристианских апологетов, однако уже Аристотель употреблял его, правда, в глагольной форме - богословствовать, вкладывая в него смысл мифотворчества. Аллегорическое истолкование мифов и углубленная философская трактовка мифологии, встречаемые у стоиков, получили название "философского богословия". Неоплатонизм, рассмотренный в данном аспекте, предстает теологией политеизма, облекающей религиозное содержание в философскую форму. Таким образом, теология в той или иной форме существовала уже в дохристианский период и представляла собой попытку объяснить и обосновать существование языческих богов.

Раннехристианские теологи в своих попытках обоснования христианства столкнулись с одной весьма существенной проблемой, невозможность разрешения которой со всей очевидностью доказывает тот факт, что теология - все-таки не наука: они пытались объяснить непонятное в христианской догматике через понятное, иррациональное рациональным путем, т. е. тем путем, которым идет наука. Результат оказался плачевным, о чем свидетельствует уже творчество Аврелия Августина. Не удовлетворившись попытками апологетов, Августин выдвигает онтологическое доказательство бытия Бога.

В эпоху схоластики Фома Аквинский выдвигает пять доказательств бытия Бога, однако и они имеют противоречия в своем основании, а следовательно, не являются доказательствами в строгом научном смысле слова.

Период средневековья давно миновал, стоит ли вспоминать о теории "двух истин", семь веков назад уже указавшей на то, в чем усомнились сегодня не только религиозные деятели, но, увы, и некоторые ученые.

http://www.ateism.ru/articles/education.htm

2

Эту статью я не зря разместил.
На форуме уже была ссылка на фильм, что был показан по ТВ о Визании, наследии оной и прочей всячины.
Тезисом фильма было утверждение, что Византия рухнула из-за того, что стала смотреть на Запад и менять свою модель устройства.
Коя была прекрасна, хороша, и способствовала процветаю всех ив сего в Византии.

Это я не своих слов, а передаю некий итог обсуждения в нете.

Так вот в этой работе, есть некий иной взгляд на систему власти в Византии.

Христианская государственность Византии - это модель власти, вобравшая в себя опыт восточных деспотий со времен древних Шумера, Египта и Вавилона, достигшая своего апогея в Византии: Халкидонский Собор 451 г. провозгласил формулу "царя первосвященника, учителя веры". Отсюда вытекал главный постулат государственности Византии - бунт против земного владыки считался бунтом против Бога, что в России выразилось во введении специальной анафемы, за которой следовали пытки и смертная казнь для несогласных с тем, что царь есть Помазанник Божий. Византийский император обладал безграничной властью (согласно § 4 105-й новеллы Юстиниана, "царь есть сам живой закон"). При таком понимании закона единственными ограничителями оставались "нравственные заповеди, установленные православной верой и церковным каноном" (хотя император Константин II считал, что его воля должна быть каноном для Церкви). За 1122 года существования империи в ней сменилось до 90 императоров, и почти половину из них свергли или уничтожили физически.

Думается, что для авторов письма будет авторитетным мнение Константинопольского патриарха Фотия (сер. IX в.) о нравственном облике Византийской империи: "Мы сделались поношением соседей наших... и поруганием окружающих нас".

Также я бы предложил несколько подумать вот над чем.

Со времен Константина Великого и ранее сала осуществляться некая подмена понятий.
Не церковь жила и развивалась по своим внутренним законам, не являясь государственно организацией, а император стал управлять церковью, назначая епископов, вмешиваясь в деятельность церкви, не будучи не только каким-либо чином в церкви, но даже не являясь христианином.

Не похоже ли это на отступничество?
А?

3

Vladimir написал(а):

Не похоже ли это на отступничество?

Мне кажется очень похоже.

Церковь активно использовалась в политических целях.

Бывший Англиканский епископ Лондона J.W.C. Wand иллюстрирует опасное сближение государства и церкви в Византии примерами того, как большое количество высокопоставленных государственных чинов получали епископство. Когда же Константину хотелось убрать нежелательное лицо, его заставляли становиться священником. J.W.C. Wand писал: "новая христианская церковь было понастоящему государственной. Люди обращались все сразу; [языческие] храмы превращались в церкви, а языческих жрецов рукопологали в христианские священники".

Wand, A History of the Early Church to A.D. 500, 244.

Однажды Константин даже предлагал Eusebius, великому церковному историки и епископу Цезарии, стать епископом всего мира (тот отказался).

Eusebius, The History of the Church from Christ to Constantine, translated by G.A. Williamson (New York: Penguin Books, 1965), 13.

Отредактировано VIC (08-03-2008 22:46:03)

4

Пусть развивают теологию и религоведение. Должны быть законодательные рамки, правила игры. Давно пора. Только не при монополии РПЦ. Пусть включают в обязательном порядке мусульман, иудеев, буддистов. Там и наша пора придёт.

5

В нете попался вот такой курс лекций:
Сравнительное богословие.
http://www.blagovestnik.org/books/00205.htm
Может кому-то будет интересно. Коротко об основных деноминациях.

6

вот еще неплохая статья о современном религиоведении

Павел Костылев: «Ни конфессионального, ни атеистического религиоведения не существует. Есть либо религиоведение, либо нерелигиоведение»
26 февраля 2009 г.
Старший научный сотрудник кафедры религиоведения философского факультета МГУ Павел Николаевич Костылев в интервью корреспонденту «Богослов.Ru» ответил на вопросы, касающиеся положения отечественного религиоведения в мировом научном пространстве, осветил основные проблемы, которые переживает российское религиоведение, кроме того, рассказал о проведении регулярных мероприятиях в рамках отечественной религиоведческой науки, зарубежных организациях по исследованию религий и др.

Сергей Барицкий: Павел Николаевич, кто, на Ваш взгляд, входит в число ведущих специалистов в современном российском религиоведении?

Павел Николаевич Костылев: Исключительно с моей точки зрения, на данный момент можно выделить следующие имена: в области теоретического изучения религиоведения как дисциплины наибольший интерес вызывают исследования профессора Амурского государственного университета А.П. Забияко, а также питерских исследователей Алексея Юрьевича Рахманина (РХГА) и Михаила Юрьевича Смирнова (СПбГУ), Татьяны Александровны Фолиевой из Волгоградского государственного университета. Учитывая мой интерес к суфизму, можно назвать специалистов из этой области, к примеру: петербургский востоковед А.А. Хисматулин или же А.В. Смирнов из Института философии РАН, чьи работы посвящены классическому суфиеведению. Среди ученых, ориентированных на изучение новых религиозных движений, — Л.И. Григорьева из Красноярского государственного педагогического университета.


С. Барицкий: Какие современные научные издания Вы могли бы назвать основными в этой области науки?

П.Н. Костылев: Думаю, система религиоведческой периодики в нашей стране только начинает складываться, в отличие от западной, например. Здесь хотелось бы отметить, конечно, журнал «Религиоведение», издаваемый совместно Амурским и Московским университетами. Сюда же можно отнести «Ученые записки Орловского государственного университета» в серии «Религиоведение».
 

С. Барицкий: На сегодняшний день какая проблематика в отечественном религиоведении является наиболее актуальной?

П.Н. Костылев: Здесь я бы выделил три основных направления. Первое — это вопросы, связанные с интеграцией российского религиоведения в мировое академическое пространство. До 2005 года такая интеграция находилась на очень низком, на мой взгляд, уровне, по совершенно объективным причинам. И только в последние несколько лет представители России начали намеренно выезжать на мировые конференции, что раньше случалось не часто, стали знакомиться с периодикой и так далее.

 

С. Барицкий: А в чем причина того, что раньше мало ездили? Проблемы с финансированием?

П.Н. Костылев: Дело не в финансировании. Его и сейчас нет. Скорее в том, что религиоведческое сообщество было рассеяно. Сейчас же оно переживает определенную смену поколений. И это молодое поколение пока что как-то активно не двигается в области контактов с мировым сообществом. У нас сейчас мало таких целенаправленных программных проектов. В основном, это российские исследования 90-х гг., и они как бы замкнуты в рамках национальной науки. Это, конечно, имеет много плюсов, но сейчас видно, что этого недостаточно в научном плане.

 

С. Барицкий: То есть сохраняется некая автономность российской науки?

П.Н. Костылев: Ну да. Понятно, что может быть национальная наука, но все-таки значительно лучше воспринимать науку как некое мировое явление. Это качественно больше похоже на то, чем наука является сейчас в действительности.

Вторая группа проблем связана с инновационными методами и подходами в религиоведении. Здесь, меня лично, конечно, привлекает когнитивное религиоведение. Это очень интересная отрасль религиоведения, которая с 2000 года начала развиваться на Западе.
 

С. Барицкий: В чем Вы видите ее смысл?

П.Н. Костылев: В том, чтобы не исследовать религию чисто интерпретативным методом, а чтобы ее объяснить, прибегнув к естественнонаучным дисциплинам, таким как нейрофизиология, нейропсихология, с позиции когнитивной психологии и когнитивной лингвистики. Это очень интересное явление, это вторжение в область религиоведения, традиционно интерпретативного, методов естественных наук. В конце концов, я уверен, что когнитивное религиоведение интегрируется в религиоведение. Но на данный момент это такая несколько отдельно стоящая научная школа.

Мои коллеги отмечают и другие инновационные подходы, к примеру: семиологию религии, которая исследует религию как систему знаков и значений, неофеноменологию религии, основывающуюся чаще всего на концепциях Жака Ваарденбурга. Интересные вещи связаны с развитием социологии религии в контексте так называемой теории рационального выбора и религиозного рынка.
Третья группа связана с вопросами строения и сущности самого религиоведения, которое вместе с развитием нашей науки тоже постоянно развивается, обогащается новыми красками, изменяется, проходит те или иные периоды. То есть это то, что можно было бы назвать метатеорией религиоведения. Образно говоря, у каждого религиоведа есть (по крайней мере, должна быть) какая-то конкретная религиозная, историко-религиозная, тема, которую он разрабатывает. У меня таковой является суфизм, и в меньшей степени — новые религиозные движения. Вместе с тем научная интеграция в международное религиоведческое сообщество может проходить по таким направлениям, как методология исследования и общие основания исследования. То есть всякий религиовед может рассуждать не только о религии, но и собственно о религиоведении. В последнем случае он как раз может интегрироваться в мировое научное сообщество. Ведь у всех есть одна общая тема, собственно наука.

С. Барицкий: Каким образом сегодня оформлено российское религиоведческое сообщество?

П.Н. Костылев: На данный момент в России существует 37 кафедр, на которых ведется подготовка специалистов-религиоведов. Помимо них, существует 10 научных групп, или суборганизаций, в рамках РАН, которые посвящены религиоведческой проблематике или, по крайней мере, в более широком смысле, проблематике научного изучения религий (не обязательно религиоведения). Существуют 6 университетских подразделений, которые пока что не выпускают религиоведов. Во многих университетах существуют секционные советы по специальности 09.00.13, которая включает и религиоведение.

Кроме того, в религиоведческом российском поле существуют 5-7 сообществ (5-7 потому, что не совсем понятно, можно ли включать сюда Исследовательский комитет по социологии религии Российской социологической ассоциации и Российского общества социологов). Когда-то существовала Российская ассоциация истории мировых религий, сейчас ее нет, так же как и Ассоциации религиоведов Санкт-Петербурга. Недавно возникло Нижегородское религиоведческое общество, главным образом при Нижегородском государственном педагогическом университете. С 2004 года существует и ведет, пожалуй, наиболее активную деятельность в российском религиоведческом пространстве Московское религиоведческое общество при философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова. И хотел бы отметить, что это самая работоспособная организация, которая мне известна.

Существует также Российское сообщество преподавателей религиоведения, которое провело пока только одну конференцию и издало один сборник. Есть ряд организаций, которые являются, по сути, научными центрами, а не какими-то сообществами. Например, Центр религиоведческих исследований «Этна» в Санкт-Петербурге, возглавляемый Мариной Воробьевой, или Центр религиоведческих исследований (Институт изучения религии в странах СНГ и Балтии), возглавляемый Николаем Митрохиным. Также существует Научно-исследовательский независимый центр в Волгограде, который тоже активно занимается религиоведческой проблематикой. То есть сегодня в ряде регионов России такие организации существуют, но пока они не образуют единого поля, хотя в большинстве своем знакомы друг с другом.

Есть еще Российское объединение исследователей религии, однако это организация не вполне научная, и даже если и общественно-научная, не вполне религиоведческая. Это люди, которые занимаются проблемами «светскости–несветскости» и другими, близкими религиоведческой проблематике, но, на мой взгляд, в нее конкретно и непосредственно не входящими.
 

С. Барицкий: Что в таком случае представляет собой мировая наука? Какова ее структура?

П.Н. Костылев: В мире существуют Международная ассоциация истории религий — IAHR, которая, собственно, является центральной мировой религиоведческой организацией. В отличие от ряда других сообществ специального гуманитарного знания это очень даже способная организация: раз в пять лет она проводит мировые конгрессы, ближайший будет в августе 2010 года в Торонто (Канада). Россия, как часть Европы, формально принадлежит к полю активности Европейской ассоциации исследования религий (EASR), которая каждый год проводит свои конференции в Европе, обеспечивает знакомство религиоведов Европы друг с другом. Подобное объединение существует и в Америке, так называемая Североамериканская ассоциация исследователей религии (NAASR).

Фактически более чем в 30 странах существуют национальные религиоведческие организации. Но, к сожалению, такой организации нет в России, что действительно затрудняет ее вхождение в мировое сообщество просто даже по организационным критериям. Хотя определенные ее функции в данный момент берет на себя Московское религиоведческое общество, потому что именно его представители находятся в контакте с мировым религиоведческим сообществом. Это то самое молодое поколение, о котором я уже говорил. И это, конечно, не может не радовать.
 

С. Барицкий: Какие основные и регулярные мероприятия проходят в рамках отечественного религиоведения?

П.Н. Костылев: К сожалению, какой-то единой целостной религиоведческой конференции в России не проходит. Были определенные надежды, что ей станут Торчиновские чтения, которые проходили ежегодно до этого года (в этом году они не проходят) в Санкт-Петербурге по религиоведению и востоковедению. Но они не смогли стать такой конференцией. В общем, это логично: если нет сообщества, нет и конференции. Определенные усилия по структуризации окружающего научного пространства предпринимаются систематически тем же самым Московским религиоведческим обществом с двумя круглыми столами в год и одной интернет-конференцией. В последней, что забавно, принимали участие главным образом западные специалисты, а не российские.

Зачастую ряд небольших ассоциаций проводят разные мероприятия, которые проводятся совместно. Например, 21-22 февраля будет проходить конференция «Религиоведение на постсоветском пространстве» в Минске, соорганизатором этой конференции выступает МРО. 15-16 мая будет первая конференция и одновременно седьмой круглый стол МРО «Будущее религии в Европе», на которую приглашены и зарубежные специалисты. В октябре начнется очередная, уже третья, интернет-конференция по религиоведению, которая будет посвящена теме «Религия и повседневная жизнь: Прошлое. Настоящее. Будущее».

Определенные усилия в организации российского академического пространства в области религиоведения принимает также научный независимый исследовательский центр в Волгограде, который уже в январе 2008 года провел первую Международную зимнюю школу по религиоведению «Религиозность в изменяющемся мире», а в ноябре организовал семинар «Современные проблемы религиоведения», посвященный структуре и функциям религии. И я надеюсь, что в этом году эта добрая традиция продолжится. На постсоветском пространстве очень активную деятельность, кроме МРО и волгоградского центра, в области организации научных мероприятий по религиоведению и религиоведческим дисциплинам осуществляет Молодежная ассоциация религиоведов Украины.
 

С. Барицкий: Какая классическая библиография?

П.Н. Костылев: Я бы сказал о том, что на разных сегментах профессионального знания есть разные учебные пособия. К примеру, в сегменте школьного образования наиболее интересно издание под редакцией директора ИВИ РАН, академика Александра Огановича Чубарьяна «Религии мира». Это недавний проект и наиболее качественный в религиоведческом отношении. В области высшего образования обычно ориентируются на ряд изданий кафедр философии религии и религиоведения МГУ и СПбГУ. Есть интересные учебные пособия в Перми под редакцией Матвея Григорьевича Писманика. Также достаточно удачные пособия Евгения Игоревича Аринина из Владимирского государственного университета. Ну а дальше все разветвляется по различным религиоведческим дисциплинам.
 

С. Барицкий: Как, по Вашему мнению, оценивают зарубежные исследователи уровень российского религиоведения?

П.Н. Костылев: Я бы сказал, что последнее время они начали его как-то оценивать, и это большая удача. Потому что если мы откроем «Энциклопедию религии» 2-го издания 2005 года на статье «Религиоведение: краткий обзор», то мы увидим там, что религиоведение в Восточной Европе и России для Запада в 2005 году кончается Дмитрием Модестовичем Угриновичем, который известен, в частности, тем, что он выпустил на русском языке книгу «Введение в теоретическое религиоведение» (1973). И все. Больше в этой статье мы не встретим имен российских ученых.

В 1993 году в ведущем западном журнале Numen (это журнал Международной ассоциации истории религий) вышла статья Марианны Михайловны Шахнович, посвященная проблематике религиоведения в Советском Союзе. В 2008 году, то есть совсем недавно, вышла статья в журнале Румынской ассоциации истории религии «Археус», посвященная религиоведению в России; одним из соавторов стал и я.

Есть статья, посвященная теологии и религиоведению в современной России И.Х. Максутова, которая тоже вышла в прошлом году в Journal of Religion in Europe (Vol. 1 No. 2, 2008). И фактически для западного сектора это все современные данные о российском религиоведении. Конечно, этого недостаточно. Например, в книге под редакцией Грегори Аллеса «Religious Studies: А Global View» («Религиоведение: глобальный взгляд») в сегменте, посвященном Восточной Европе, Россия отражена очень недостаточно и странно. Хотя люди, которые готовили эти материалы, консультировались с российскими учеными, но как-то, на мой взгляд, не смогли качественно проделать эту работу. Но, в принципе, это неудивительно. Я думаю, что лет через пять-десять ситуация в этом плане изменится: Россия будет выглядеть значительно более перспективно, возможно, возникнет национальная ассоциация и, таким образом, российская религиоведческая жизнь войдет в человеческое русло, именно в мировом сообществе.
 

С. Барицкий: В таком случае, кто может стать в авангарде российского религиоведения? Какая организация?

П.Н. Костылев: Возможно, такой вот российской грядущей ассоциацией сможет стать Московское религиоведческое общество, но сейчас для этого нет просто формальных и институциональных критериев. Обычно в России такие общества учреждаются сверху, но в данном случае это будет наихудшим решением подобного вопроса.
 

С. Барицкий: Как Вы относитесь к так называемому конфессиональному религиоведению?

П.Н. Костылев: У меня будет очень простой ответ: ни конфессионального, ни атеистического религиоведения не существует. Это моя принципиальная позиция. Есть либо просто религиоведение, либо нерелигиоведение. Религиовед, как ученый, должен поддерживать так называемый принцип исключения трансцендентного из дискурса, который был прекрасно сформулирован еще Теодором Флурнуа, в частности в его переведенной работе «Принципы религиозной психологии» (1913), недавно переизданной в альманахе МРО Religo. В ней он говорит о том, что если исследователь религии в рамках своего исследования применяет какой-либо тезис религиозного или атеистического характера (Бог существует / не существует), то он в этот момент не является исследователем религии, он выражает онтологические суждения, чего религиоведы делать не должны. Они должны изучать религию и религиозные явления, строить теории и т. п.
 

С. Барицкий: Таким образом, такое утверждение есть утверждение теологическое?

П.Н. Костылев: Либо атеистическое. И в теологии, и в научном атеизме есть элементы религиоведческого знания, однако религиоведение достаточно давно выделилось из теологии и из научного атеизма. Если вспомнить, как возникало религиоведение, станет понятно, что создали его вообще-то теологи, которым потребовался инструмент для познания религии вне теологического контекста. Для подлинно научного изучения, неангажированного и неконфессионального, у нас в российском бэкграунде (после научного атеизма, о котором также часто забывают, что он был не только атеизм, но, в том, числе научный) другой перекос, чем на Западе: там будто бы они больше боятся теологии религиоведа, а у нас больше боятся его же атеизма. Но в случае полноценного религиоведа его личные религиозные взгляды, как правильно недавно ответил в интервью Николай Митрохин, касаются только его и больше никого. Это в современном мире все-таки частное дело.

Беседовал Сергей Барицкий

http://www.bogoslov.ru/text/print/379564.html


Вы здесь » Церковь Иисуса Христа святых последних дней » Общие вопросы » ТЕОЛОГИЯ И РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ