ИЛЛЮЗИЯ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ ИЛЛЮЗИЙ Печать E-mail
04.03.2010 14:24
Михаил СМИРНОВ
Рассуждения Р. Н. Лункина, опубликованные под названием «РПЦ и модернизация: избавление от иллюзий», показались мне весьма интересными постановкой темы и авторской аргументацией и побудили к намерению высказаться в форме небольшой реплики.
Сразу скажу, что не стану вступать в развернутую дискуссию по поводу конкретных оценок и выводов этой публикации. В ней есть формулировки, с которыми я безусловно согласен; есть такие, с которыми согласен условно (т. е. не вполне или с оговорками и уточнениями); есть те, что не совпадают с моим пониманием некоторых вопросов. Но вызывать полемическое восприятие ― это свойство любого содержательного текста на злободневную тему, к каковым относится и выступление Р. Н. Лункина (надеюсь, и моё тоже). Главное же, что данный текст даёт хороший повод для собственного размышления, которым и позволю себе поделиться.
Как я понял, автор предлагает рассматривать Русскую Православную Церковь (РПЦ) в ряду претендентов на роль ведущего фактора (пока в меньшей мере ― актуального, в большей ― потенциального) для в очередной раз объявленной российской модернизации. Формально, это вопрос о возможном участии конкретного объединения религиозных организаций ― Московского Патриархата ― в решении комплексной задачи приведения России к состоянию, соответствующему современным требованиям во всех сферах жизни. По существу же, поскольку речь идёт о именно религиозной организации, принадлежащей к совершенно определённому направлению христианства, то очевиден выход на более общую проблему ― участие православия (точнее, русского православия) в модернизации России.
Если это так, то обнаруживается некая нестыковка. Любая общественная модернизация предполагает существенные трансформации неудовлетворяющего наличного положения, следовательно, ― и пересмотр оснований, приведших к такому положению. Логично предположить, что средства в арсенале модернизации должны быть гибкими, способными к быстрому адекватному учету ситуационной динамики и оперативному реагированию. Православие же в религиозном смысле (ортодоксия) являет собой образец незыблемости фундаментальных начал, неуклонное следование традиции, избегающее даже малейших расхождений с исходными установками вероисповедания. Особым долгом последователей ортодоксии считается соблюдение чистоты и «неповреждённости» исконной веры. Как концептуально совместимы эти две стратегии, основанные на совершенно разных принципах, ― остаётся загадкой, внятный ответ на которую (буде таковой существует и является более грамотным, чем известный тезис о «консервативной модернизации») знающие люди пока почему-то не спешат обнародовать.
Хотя, быть может, всё не так замысловато. По некоторым признакам допустимо утверждать, что инициатива активной интеграции РПЦ в модернизационный проект идет от политических кругов российского государства и встречных настроений ментально родственной им в политическом плане части клира РПЦ. Государство при этом решает свои задачи, далекие от сотериологических и эсхатологических устремлений, т. е. использует религиозный фактор как инструмент. РПЦ на это охотно поддаётся, в обмен приобретая влияние и дополнительные (новые) возможности.
Думается всё-таки, что даже из действительно имеющегося авторитета РПЦ в российском обществе (и у такой специфической среды как российское чиновничество) выводить её «ключевую роль» в модернизации нельзя. Ведь, если посмотреть, что именно является предметом модернизации (а это, главным образом, ― социальные институты и экономика) и в чём мыслится сам её процесс, то найти там место для РПЦ как религиозной организации можно только при большой фантазии. А вот «маленькое, но очень ответственное поручение» РПЦ как пропагандистской корпорации вполне очевидно. Но пропагандировать она должна будет «государственный интерес», а не собственно религиозные ценности, т. е. получает явную перспективу превратиться в идеологический рупор.
«Инструментальное отношение» государственного руководства к РПЦ неизбежно потребует изменений в её юридическом положении в смысле каких-то преференций. И тогда неминуема коллизия между правом и «революционной целесообразностью». Как известно, одним из базовых условий успешной модернизации на самом высоком уровне было объявлено строгое следование законам (законосообразность). Конечно, ни один из законов не имеет статуса «члена Символа Веры», т. е. неизменяемости ни при каких условиях, и любой закон, включая Конституцию, может быть уточнен (приведен в соответствие с изменившейся социальной реальностью). Но возможное существенное изменение законодательных «правил игры» в нынешней ситуации, когда только-только произошла адаптация к действующим законам, чревато хаотизацией многих отношений и дополнительной конфликтностью (чего и так хватает нашему обществу).
Возникает и такой неудобный вопрос: если модернизация связана с демократизацией, то как может этому способствовать организация, в принципе недемократичная, жёстко иерархически устроенная, в которой векторы деятельности определяются решениями «первого руководителя» (и им является вовсе не Господь, а «святейший»)?
Можно согласиться с рядом высказанных в публикации Р. Н. Лункина позитивных характеристик действующего ПМиВР. Но все они, фактически, раскрывают данную фигуру как гражданина Российской Федерации Владимира Михайловича Гундяева ― человека с активной жизненной позицией и политического деятеля, тогда как в качестве Святейшего Патриарха Кирилла он ― не более чем глава одного из отделённых от государства религиозных объединений, равного перед законом (по Конституции) с другими религиозными объединениями. Если Патриарх Кирилл действительно, как сказано в статье, «сторонник корпоративного авторитарного православного русского государства», то это и есть указание на его политическую роль. Возникает вопрос: как это соотносится с религиозным смыслом возглавляемой им РПЦ? И вообще, РПЦ для чего существует? Если для политико-идеологической и организационно-массовой работы с населением, то какое отношение это имеет к исповеданию религиозной веры?
Что касается предполагаемого Р. Н. Лункиным преодоления безнравственности в РПЦ, то со всем сказанным в этом тезисе я готов полностью согласиться (да ещё и дополнить). Но вряд ли пример церковного самоочищения (если такое случится, в чем пока приходится, к сожалению, сомневаться) может стать фактором модернизации общества. Скорее, это модернизация самой РПЦ, без чего перспективы данной организации становятся туманными.
Весьма симпатичен тезис Р. Н. Лункина о тенденции к превращению приходов РПЦ в часть системы становящегося гражданского общества. Но вопрос о реализуемости этого очень важного начинания остается непрояснённым. Способно ли церковное устройство выработать такой тип приходской жизни? Здесь речь идет даже не об отсутствии энтузиазма по этому поводу у иерархов. Фактически потребуется внести радикальные изменения в экклесиологию русского православия, во многом приблизив понимание смысла приходской жизни к западнохристианским (протестантским) моделям. Иными словами, надо будет «поступаться принципами» русской православной церковности и превращаться в какую-то другую церковь.
Далее. То, что в статье Р. Н. Лункина названо «избавлением от идеологических иллюзий», ― совершеннейшая правда. Сжато и точно описаны идеологические лохмотья, которые с удовольствием надевают многие представители РПЦ («сомнение и игнорирование норм демократического государства, неверие в то, что политические институты России могут основываться на европейских нормах, ксенофобия, скрытый антисемитизм, борьба с инаковерующими»). Но по поводу желания сбросить эти лохмотья и одеться в приличествующую нормальному обществу одежду ― имеются немалые сомнения.
Любопытно, однако, другое. Подавляющее большинство клира РПЦ в своем возрастном и, так сказать, биографическом измерениях ― это люди, вышедшие из советских времен, а самые молодые клирики ― уже и постсоветского происхождения на свет. И если в этой среде действительно столь распространены все названые «идеологические иллюзии», то это свидетельствует о характере приобретенного ими социального опыта вовсе не дореволюционных времён. Можно предположить, что и советский, и постсоветский опыт жизни нашего общества по многим свойствам оказался взаимоидентичным и способствовал воспроизводству неких антидемократических стереотипов, порождаемых самим строем этой жизни. Суждение о том, что отделение религиозных объединений от государства не означает отделения от государства их последователей, вполне справедливо. Но из этого следует, что приверженцы РПЦ, с клиром в авангарде, несут в себе те же самые умонастроения и поведенческую мотивацию, которые константно присущи авторитарно-этатистской идеологии российской государственности.
Вывод напрашивается следующий: чтобы стать «одним из локомотивов модернизации» страны, РПЦ должна избавиться от большей части своих сущностных черт и настолько переустроиться, что в результате ― перестать быть самой собой. То есть РПЦ должна преобразоваться в совершенно иную церковную модель, что сродни операции по смене пола. Зная реалии современного русского православия, считать такой поворот действительной перспективой невозможно. Значит «избавление от иллюзий» необходимо, прежде всего, тем, кто из лучших побуждений оптимистично связывает модернизационные ожидания с русской православной церковностью.
________________________________________
Автор: Михаил Юрьевич Смирнов, доктор социологических наук, доцент философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
ReligioPolis
Реакция достойна восхищения! 
