Маркус Сергей Владимирович

Биография
В прошлом - известный православный деятель, ученик священника Александра Меня.
Арестован в 1984 г. Новодеревенским приходом о. Александра Меня занималась группа следователей 4 отдела КГБ во главе с полковником Владимиром Сычевым (ныне преподаватель Высшей школы ФСБ). Сергей Маркус вскоре был осужден по статье 190 (1).
С 1984 года провел около 3 лет в заключении в Туве за антисоветскую и нелегальную религиозную деятельность.
В 1986 году выступил с призывом отказаться от религиозного диссидентства и участвовать в перестройке на условиях диалога Церкви и государства. В 1991 году получил благословение Патриарха Алексия II "вести православные передачи, а также информировать о других религиях": подобрал ведущих для регулярных программ о православии, протестантизме, католицизме, буддизме, о разных восточных религиях, а также об Исламе. Вместе с Владимиром Бруновым передачу для православных "Верую" на "Радио России", а также ежегодные прямые трансляции рождественских и пасхальных богослужений.
('Здравствуйте! У микрофона - осужденный восьмого отряда Маркус Сергей Владимирович'
Так 19 лет назад начал он свою первую радиопередачу 'Берег' для аудитории за высоким забором с несколькими рядами колючей проволоки, именуемой учреждением ЯФ-306/1 - исправительно-трудовой колонией общего режима, расположенной на правом берегу Енисея. Кызыльская зона. Здесь он получил первый опыт радиожурналистики).
Редактор религиозных передач "Радио России".
Ведущий авторской программы "Вера-трек. Духовные искания нового века".
После 2000 года, приняв Ислам с именем Джаннат, вел передачу "Голос Ислама" под псевдонимом "Андрей Хасанов" и занимается вопросами исламской культуры.
Еженедельная программа государственного Радио России "Голос Ислама" в последний раз вышла в эфир 27 мая. Она была посвящена итогам конкурса "Что мы знаем о Пророке Мухаммаде", проведенного совместно с Исламским научно-просветительским центром из Москвы.
"Наша передача шла в эфире вот уже 14 лет, - рассказал Ислам.Ру редактор "Голоса Ислама" Джаннат Сергей Маркус. - Сейчас началась реформа всего эфира, поэтому закрыты все религиозные передачи, за исключением адвентистского "Голоса надежды"…
"Голос ислама" был первым в истории отечественного радиовещания опытом на государственном канале. "Уверен, что для благополучия России, защиты ее внутренних и международных интересов необходима целая сеть регулярных передач об исламе: просветительских, дискуссионных, молодежных", - добавил Маркус.
(Сообщение агентства "Благовест-инфо")
Руководитель отдела культуры Национальной организации русских мусульман.

Приложение:
Освободился он в апреле 1986 года, а спустя 17 лет приехал в Туву в командировку на V международный фестиваль живой музыки и веры 'Устуу-Хурээ', информационным спонсором которого, благодаря его же инициативе, стало 'Радио России'. Посетил и 'родную' колонию. Он здесь сидел. Начальник колонии Ситников усмехнулся и остановил меня: 'Не надо представлять. Помню! И имя, и фамилию, и статью. И то, что у него четверо детей было. И приезд на свидание его отца-ветерана - вся грудь в орденах': Сергей растрогался. А я удивилась: думала, что только мы в семье его не забыли. Того самого Маркуса , о котором рассказывал мой муж Евгений, возвращаясь с работы. Того высокого, худого, в кирзовых сапогах и черной робе с коротковатыми рукавами, которого привел к нам отпущенный на УДО1 под надзор властей кришнаит Женя Лернер, без которого Сергей не нашел бы 'наш дворец' в лабиринте покосившихся заборов.
Лернер работал в вычислительном центре Кызыла, тяготился одиночеством и часто наведывался в нашу избушку-развалюшку, где усаживался с тезкой - моим супругом - у потрескивающей печки. 'Гражданин начальник' читал стихи, а зек рассказывал о своем любимом Бахтине, его философии карнавала, о загадках Востока. Он мечтал о компьютерной анимации, о тувинских мультиках, о компьютеризации всего мира, во что мне тогда верилось с трудом, а ведь сбылось же... Сейчас он живет в США, где реализует некоторые кызыльские идеи и регулярно - раз в три года - дает знать о себе по электронной почте.
Общение с 'контингентом' - не сахар: есть опасность духовно опуститься, ограничив восприятие жизни пространством за колючей проволокой и собственной властью над осужденными. Мужа моего спасала поэзия2. Из драматических историй зоны росли 'стихи, не ведая стыда': В середине восьмидесятых в ИТК-1 два обитателя 'правого берега' - Сергей Маркус и Евгений Лернер - выделялись кругозором и статьями УК, по которым они здесь оказались. Лернер - за кришнаизм, Маркус - за православие. Они нашли общий язык: и друг с другом, и с капитаном Антуфьевым, который вставил потом четверостишье Сергея 'Через неделю, как меня судили...' в свой рассказ 'Здравствуй, милая...', написанный по мотивам бесед с обитателями кызыльской колонии. Сделал сноску: 'Стихотворение Сергея Маркуса '.
Как-то вечером, в начале девяностых, я занималась с детьми в комнате, вдруг муж из кухни кричит: 'Скорей иди сюда! Маркус выступает!' Это была одна из первых радиопередач о вере, которую Сергей начал вести на Всероссийском радио.
...Им не довелось встретиться вновь. Евгений Владимирович умер 18 апреля 2003 года, как раз тогда, когда Сергей Владимирович принимал решение о командировке в Туву. И первым делом после прилета он попросил отвезти его на могилу моего мужа. Съездили втроем: Маркус и мы с сыном. Сергей положил цветы. Помолчали... Ну вот, самые тяжелые строки позади. Теперь будет легче.
Маркус 'второго прилета в Кызыл' оказался собеседником раскрепощенным и многогранным. Его мысль естественно скользила от арабской каллиграфии к апостолу Павлу, потом к музыкальному фольклору, к особенностям болгарской поэзии и притчевых формул модного 'Алхимика' Пауло Коэльо. Тайны чая и древней китайской культуры, Евангелие и Коран, Николай Второй и история России: Похоже, он подсознательно уходил от моего 'диссертабельного' вопроса: 'Роль опыта, обретенного на зоне кызыльской ИТК № 1 в расширении кругозора и формировании оптимистически философского отношения к жизни в рамках демократических тенденций развития российской журналистики'. (Здесь должен быть 'смайлик', характерный для сетевой переписки.) Кому другому я такой вопрос не задала бы, но Сергей склонен к самоиронии, он научился без жалоб и самолюбования переживать разные этапы своей жизни. Очень помогает не сломаться. Как тот краб, что помог ему выжить в тюремной камере. Но о крабе - позже. Сначала - о 'статье'.
В УК РСФСР было 269 статей. Маркусу досталась 1901, введенная в 1966 году, с полным окончанием 'хрущевской оттепели'. Целая группа новых статей разместилась между статьями 190 ('Недонесение о преступлениях') и 191 ('Сопротивление представителю власти или представителю общественности, выполнявшему обязанности по охране общественного порядка'). 1901 - 'Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй'. 1902 - 'Надругательство над Государственным гербом или флагом', 1903 - 'Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок'.

- Сергей Владимирович, зачем же вы распространяли заведомо ложные измышления?

- Этого и не требовалось. Вообще-то чекисты грамотно со мной сработали. Они знали, что я - ученик отца Александра Меня. Знали, что у меня - четверо детей3. По их понятиям, я уязвим. Организовал в Коломенском фольклорный фестиваль4, читал там же в музее лекции о древнерусском искусстве и об иконах, вел подпольную группу (12-15 человек), с которой занимался христианской практикой. Но все равно: хлюпик-историк: Брось такого рядом с уголовниками на бетонный пол - и получишь пластилин: лепи, что хочешь. Это иногда срабатывало. Один вид КПЗ производил впечатление. Но с отрочества я готовил себя к походной жизни на контрасте с тем, что меня окружало. Папа - инженер, мама - фармацевт, а мы, учащиеся филологической спецшколы при МГУ, по утрам читали 'Илиаду' на древнегреческом. У меня была собственная 'программа мужественности', отработанная в турлагере 'Кочевник'. Поставить палатку, спать на земле, топать без устали многие километры с полным рюкзаком: Это помогло и в шести тюрьмах, и на месячном железнодорожном этапе, и в этой кызыльской колонии. Мой арест - лишь часть операции против о. Александра. Это он был для них интересен. Он популярно говорил о религии, публикуясь в самиздате и за рубежом. Его книга об Иисусе 'Сын человеческий' была настольным чтением интеллигенции того времени. Замечательная книга. До сих пор действенна.

- Я не ослышалась? Вы вели подпольную группу?

- Другой и быть не могло. Запрещалась любая религиозная активность, кроме обрядов в храме, совершаемых в определенные часы зарегистрированным священником. Подполье существовало во всех религиях - я со многими общался. Не знаю, насколько Лубянка знала мои контакты, но они решили, что если 'с этим парнем поработать', то можно получить показания. Отец Александр Мень: Этот православный богослов принадлежал всему миру, он жаждал единения церквей и нас учил этому. Он общался с представителями других конфессий, с политическими диссидентами, с теми, кто хотел искренне думать и чувствовать5. К нему тянулась молодежь. И наступил момент, когда число жаждущих общаться с отцом Александром превысило его возможности. Тогда он подготовил группу помощников, которые начали вести маленькие молодежные общины в традициях раннего христианства, где братья и сестры по вере помогали друг другу в религиозном становлении, в решении социальных и даже материальных нужд. Я вел такую группу около пяти лет, людей в ней становилось все больше, и следовало готовить человека для руководства еще одной группой. Но 'за мной пришли'. Подняли с постели на рассвете 9 января 1984 года... Я почему-то вспомнил кровавое воскресенье 9 января 1905 года: Причудливо иногда пересекаются даты.

- Ждали, что придут?

- Конечно. Играл с огнем. Это сегодня, когда мое сердце примирилось с государством, когда это примирение стало формой служения людям, частью нового понимания свободы, я так рассуждаю. Иногда мне кажется, что я сам заставил КГБ бросить меня за решетку. Дело не только в том, что государство стало другим, что сегодня я могу осуществлять право на свободу совести если не идеально, то вполне легально и полноценно. А если бы государство осталось прежним? У меня не было других путей служения. Понимаете, и тогда, и сейчас для меня это вопросы духа, а не жизненной прагматики. Если не это, то сколь просто было бы чувствовать себя невинной жертвой! А я не хочу быть жертвой. Выстраивая жизнь, я предпочитаю честность. И в обретении новых взглядов, и в прощании со взглядами прежними.

- И вас привезли на Лубянку:

- Избави Боже! Я не столь высокого полета птица, чтобы мною напрямую Лубянка занялась. Конечно, отслеживало КГБ, но официально разбиралась местная прокуратура. Меня поразила нелепыми вопросами чудовищно безграмотная следователь Ольга Леонтьева. Тогда я ясно увидел, что брежневский социализм настолько прогнил, что всем - и рабочим, и чиновникам - было лень работать. Всё сводилось к имитации: Следователи, милиционеры, эксперты - все халтурили. На меня написали безграмотную 'религиоведческую экспертизу'. Некий Дмитрий Гаркавенко, доктор философии из Киева, автор многих атеистических книг, настрочил аж двести машинописных страниц, которые я с удовольствием читал, сидя под следствием в Матросской тишине. Этот эксперт определил, что я являюсь 'агентом международного экуменического центра по объединению религий', якобы базирующегося в США. Он писал также, что я 'исповедую и распространяю среди советской молодежи идеи православия, католицизма, лютеранства, пятидесятничества, баптизма, адвентизма, монархизма, западной демократии, антисоветчины и так далее': Фантастический текст! Как можно соединить западную демократию с монархией, а православие с баптизмом? Сумасшествие какое-то... Гаркавенко, например, привел кучу цитат из книг, изъятых не у меня (я предвидел арест и держал дома только Библию), а из огромной библиотеки моего товарища - Андрея Бессмертного: Позже адвокат объяснил, что эксперту платят постранично. И все стало понятно: Из Матросской тишины я написал 'Открытое письмо' мировой общественности, Папе Римскому, в ООН. К адресатам оно не попало, а легло почему-то на стол к следователю. И мне на суде припомнили: не прекратил, мол, своей незаконной деятельности. Так я понял, что передал письмо в камере через стукача. Позже, уже в Краснопресненской пересыльной тюрьме, я научился посылать письма на волю: передал блок своих стихов и рассказиков. Они прошли нормально.

- Евгений Владимирович отвадил меня от писания стихов, сказав: рифмованные строчки - это не поэзия. Осужденные давали ему стихи и рассказы: в заключении пробуждается тяга к творчеству. Но он и тут был строг... А вот короткий 'японский' стих о Такубоку и крабе очень ценил. И мне эти строчки впечатались в память. Царапнул ваш краб. Но что делал он в советской тюрьме, я так и не смогла разгадать.

Через неделю, как меня судили,
Ко мне пришел печальный Такубоку
В сырую камеру.
И краба подарил...

- Я был осужден в день Преподобного Сергия Радонежского (именины!). Мне дали максимальный по этой статье срок - 3 года. И я вошел в огромную камеру Краснопресненской тюрьмы: середина лета, жара чудовищная, множество мужских тел, все раздеты, ото всех пар валит, на бетонном полу - вода... И тогда я вспомнил прожившего всего 26 лет романтического юношу Исикаво Такубоку, которого японцы любят как своего великого поэта. Я вспомнил его стихи, примерно вот о чем: Предо мной только огромный океан, рядом на берегу только камни, я одинок. Из-под камня вылезает краб, и я вижу, что он живет здесь - среди этих камней, которые мне показались мертвыми, на берегу этого, казавшегося чужим океана. Краб, дорогой, ты мой брат, ты мне помог полюбить этот берег, этот океан, эту жизнь. Когда мне вспомнился краб Такубоку, я понял, что и здесь, в душной камере-бане, можно жить. Ну, не краб, так какой-нибудь клопик вылезет - их немало в тюрьмах, они там по-своему счастливы, есть чему поучиться (улыбается). Надо жить здесь и сейчас - и уметь быть счастливым здесь и сейчас. Камера, конечно, не стала мне родной и близкой, но я смог жить своей жизнью. А то, что зеки тянутся к творчеству, - естественно. Иначе тюрьма - кошмар. Веревки здесь становятся струнами, табуретка - гитарой. Из расплавленного полиэтиленового пакета делают замечательные фигурки. Жертвуют черным хлебом, пережевывают и лепят бусы, цветы, животных. Часто шедевры дарят надзирателям и офицерам - те в восторге. Если бы кто-то реально захотел перевоспитать и гармонизировать людей в заключении, он бы должен заняться с ними искусством. Но на это нужны люди и деньги, без чего не будет алхимической лаборатории по превращению черного железа в золото. А будет загон, где человек временно блокирован в своих преступных инстинктах.

- Искусство - это важно. Но нужно еще войти с воли в мир зоны:

- Тюремный этикет: Когда входишь в камеру, сначала надо называть не имя, не фамилию, а свою статью. На всякий случай рассказываю, вдруг кому пригодится, не дай Бог.

- От тюрьмы да от сумы:

- Именно. Так вот, когда ты под следствием, называй только статью, а когда осужден - еще и срок. Заходишь в новую камеру, сурово и уверенно говоришь: 'Статья сто девяносто - прим. Три года'. После этого принимается решение, куда тебя положить: на хорошее место или к параше, что навсегда сделает тебя парией. Приход в камеру - это важно.

- А соврать?

- Попробуй! Надзиратель будет выкликать фамилию и статью. Дела твоего зеки не видят, а статью знают все. Когда я назвал свою, у меня спросили: 'Ты че, с ментами, что ли, дрался?' Идиот, мол, глупая статья... Ну, тут мое время удивляться и удивлять: 'Ребята, вы что, Кодекс не знаете? Говорю же: сто девяносто - прим!': Все замолкают и начинают судорожно листать Уголовный кодекс. Находят нужное, и вспыхивает антисоветский восторг: 'А, вот ты какой! И как ты им вмазал, этим коммунякам?': Ответ мой их озадачивал: 'Я, ребята, за религию': Религия? Что общего с бабками может быть у здорового молодого мужика, да еще в черной морской офицерской шинели? (Шинель подарил брат жены. Теплая, немнущаяся, выручала на всех зонах. Я с ней только в Свердловской тюрьме расстался, выменяв на потертую телогрейку. Мне объяснили: 'Шинель в зоне все равно не пригодится. Отдай тому, кто скоро освободится. Так принято'. Я нашел освобождающегося парня, и мы с ним поменялись. Это важно для выходящих на волю: прийти домой в цивильном). На любого тюрьма накладывает отпечаток. Я понял, что и моя фотография, которую в листок освобождения вклеили и которую берегу, до сих пор хранит огромную тяжелую энергию зоны: И еще один совет из опыта шести пересылок и колонии: я ни разу там не ругался матом. Сначала думал, что окажусь белой вороной. Отнюдь. Это не обязательно.

- А почему Тува? Вы хотя бы представляли, куда едете?

По старой советской традиции 'политических' и 'религиозников' посылали подальше, чтобы наказать побольней. И размещали врозь. На всю зону (около тысячи человек) нас таких было двое: я и Женя Лернер. Нет, я ничего не знал о Туве. Консультации получал на этапе и в пересыльных тюрьмах: свердловской, новосибирской, ачинской. Одни говорили, что я счастливчик, поскольку в национальных зонах к зекам относятся мягче и кормят лучше. Исключение - Украина, зоны которой сравнивали с гестапо. Но были и другие, утверждавшие, что тувинцы меня, москвича, по стене размажут... Последний инструктаж получил в минусинской тюрьме: 'В Кызыле на тебя будут садиться, как на коня, и ты, как миленький, повезешь их в столовую!' 'Не соглашусь!' - восклицал я. 'А никто твоего согласия и не спросит!':

- А как вы попали на "Радио России"?

- После освобождения, работал каменщиком, потом белокаменщиком на реставрации подмосковных церквей и усадеб, вернувшись к профессии, полученной после школы. Потом помог старый товарищ Яков Кротов - позвал научным сотрудником музея в Звенигород. Еще пытался делать бизнес в кооперативах - не мое. Мир становился более свободным и многоголосым. Тогдашний главный комсомольский идеолог Москвы Игорь Демин устраивал диспуты, "чтобы лучше узнать немарксистскую молодежь". Я там выступал по вопросам веры. А он участвовал в создании государственного "Радио России" и предложил мне вести программы о вере. Дьякон Андрей Кураев (тогда пресс-секретарь патриархии) организовал встречу с Патриархом, длившуюся полтора часа. И Алексий II подписал бумагу: "Благословляю Сергея Маркуса на создание православной программы, а также передач, информирующих о других религиях, на государственном "Радио России".

Я счастлив, что участвовал в создании нового радио новой страны. Сергей Давыдов, тогдашний директор (из саратовских комсомольцев перестроечного призыва), ничего не запрещал, но круглыми глазами смотрел на приглашенных персонажей: священнослужители, зеки, философы, деятели культуры - те, кого раньше преследовали, говорили в прямом эфире... Свободные религиозные программы (с колокольным звоном, песнопениями, Библиями - подарками для слушателей) были праздником души. Первая передача вышла 13 декабря 1990 года - на третий день вещания "Радио России". Я вел программу "Верую", одновременно организуя встречи в эфире с католиками, протестантами, мусульманами, буддистами... Радио, в отличие от ТВ, включает мозги, а не глаза. Слушатель занят сотворчеством. Ощущение праздника души возникает до сих пор, когда я выхожу в эфир. Я свободен. Свободен даже в том, что обрел мусульманство...

- Сергей, я не ослышалась? Вы ушли из православия и выбрали мусульманство?

- Понимаете, Надя, это оно выбрало меня. У нас представлены разные религии, и когда из редакции ушел человек, который вел исламскую программу, это пришлось делать мне. Я выступил под псевдонимом Андрей Хасанов. Делал передачу достаточно формально. И вдруг сон. Я в незнакомой мечети встаю с молитвенного коврика... А потом был в Египте и узнал эту мечеть. И сны повторялись. И я, уже немного знавший ислам, чувствовал, что меня туда несет. Потом была книга Вячеслава Полосина, православного священника, перешедшего в ислам. Не книга даже, брошюра. Но она очистила разум и помогла понять мой интуитивный призыв. Я спросил у себя: "Ты выбираешь ислам?" и услышал прозвучавший во мне ответ: "Это ислам выбрал тебя".

- Но как же так? Вы ведь были учеником Александра Меня, вы сидели за православие, вы столько претерпели за него!

- Не за него, а за гордыню собственную. Ислам же - продолжение дела пророков Библии, включая пророка Иисуса. И Коран говорит, что всем народам послано 124000 посланников, то есть не исключает откровений через иные каналы, помимо исторического мусульманства.

- Но ведь и тогда, в 1986 году, когда вы сделали телевизионное заявление на всю страну, вы оставались православным человеком! Что изменилось?

- Изменился я... А тогда... Это был тяжелый шаг. Но если приходишь к новым убеждениям и чувствуешь потребность перемен, надо меняться. Это касается и принятия ислама, и того телевизионного заявления о перемене отношения к государству. Я понимал, что потеряю многих друзей. Памятуя об этом, не подавал заявления на УДО, чтобы не говорили, будто я покупал свободу. Но все равно, когда вышел, услышал о себе много интересного: "Он с ума сошел", "Да его гэбисты наркотиками накачали! Помните, как он выглядел по телевизору?", "Он сам агент КГБ, его давно завербовали", "Ему вторым сроком пригрозили, а у него четверо детей"...

- Я видела то ваше выступление. Какое-то напряжение, скованность, безликий фон, вы за столом в костюме явно с чужого плеча...

- Возможно, это были штатные операторы КГБ. Ночью, полусонного, меня привезли из зоны в какой-то зал в Кызыле, одели в чей-то костюм, сделали несколько дублей, велев читать строго по написанному мною и заранее проверенному тексту. Я предлагал: давайте буду говорить своим языком, в робе, чтоб была видна и надпись на груди - "восьмой отряд". Пусть будут кадры из зоны, я процитирую Библию... Не разрешили: вот еще, будем на ЦТ показывать, как ты с Библией по зоне гуляешь... У них так не принято... Мой текст сократили при трансляции на СССР, а полный, как объяснили, дали при показе за границу. Им важно было внешнеполитические цели отыграть. В общем, эти жили в брежневском режиме. После выступления меня спросили: "Почему не пишешь прошения о помиловании"? А зачем? Оставалось восемь месяцев до конца срока. Я не знал, что меня ждет впереди. На этапе учили: помилование проси, только если к вышке приговорили или на 15 лет посадили. Помилование дается раз в жизни. Вышел я на свободу за несколько месяцев до окончания срока, и никто не может сказать, что меня купили. Заявление я делал не для этого...

- А может, стоило досидеть?

- Понимаете, я хотел измениться здесь, сейчас, а не тогда, когда выйду. Хотел показать, что я поверил Горбачеву и готов сотрудничать с властью. Много позже, в 1992 году, я побывал в Англии, в том центре на окраине Оксфорда, откуда Запад следил за соблюдением религиозных свобод в СССР. Познакомился и с англиканским священником Майклом Бурдо, составлявшим списки узников совести, которые потом во время любых переговоров западные лидеры выкладывали на стол советским генсекам. Я не хотел больше быть в этих списках...

- Но почему? Вас ведь Горбачев не просил помогать ему! Или кто-то просил?

- Это была моя инициатива. В библиотеке среди нескольких философских книг был том "Перспективы человека" профессора Ивана Тимофеевича Фролова, возглавлявшего Институт философии. Там шла речь о необходимости диалога с христианством и другими религиями. Для марксизма это был радикальный поворот. Но одно дело - ученый, а другое - руководитель страны, который говорит чуть ли ни фразами из этой книги. Если с этими людьми можно вести диалог, почему я должен оставаться в матрице религиозного диссидентства? Если государство модернизируется, я должен в этом участвовать и найти новую роль для верующего человека. Противостояние не может быть самоцелью, а государственность имеет религиозно-космический смысл, задача духовного человека - помогать в реализации этого смысла, даже если реальность далека от него.

27 апреля 1986 года. Помню, как переходил Енисей - с правого берега на левый - через мост и как чудовищно устали мышцы. Отвык! В первые дни после освобождения давит неожиданно огромная нагрузка на ноги и на психику, связанная с передвижением в пространстве. Страшно тяжелыми стали казаться великолепные, недавно выданные кирзовые сапоги. Сначала на зоне тебе дают всякое старье, а на третий год мне уже новые сапоги выдали. Жалею, что оставил их в Кызыле, а не привез в Москву - на память. Зато берегу деревянную ложечку в виде ладьи, вырезанную и подаренную на день рождения зеком-белорусом. Храню и две бирочки с надписью "восьмой отряд" и моей фамилией. Реликвия...

И благодарен Всевышнему за этот трудный жизненный опыт в Туве.

Надежда АНТУФЬЕВА - http://www.journalist-virt.ru/mag/?y=20 … amp;str=58

Жена:
Айна Леон родилась на востоке, под лучами туркменского солнца. Ее молодые родители, наполненные студенческой романтикой, отправились работать в Чарджоу. Потом вместе с маленькой дочкой переехали в Казахстан. Там Айна и школу окончила, и университет. Ну, а с мужем Сергеем Маркусом познакомилась уже в Москве. Он, к слову, очень интересовался ее восточным происхождением, как она, увлекся восточной культурой.
И все-таки, Айна, одно дело увлекаться и совсем другое - стать мусульманкой
- Конечно. В детском возрасте меня крестили в православной церкви. Но читая книги об исламе, я поняла, что эта религия мне ближе. В ислам я обратилась три года назад.
Что необходимо сделать, чтобы стать мусульманкой?
- В присутствии двух мусульман произнести: "Нет богов, кроме Бога, и пророк Мухаммед его посланник".
Внезапно Айна Леон заинтересовалась личностью лидера Исламской революции в Иране. Аятоллой Хомейни начала писать его его портреты. На них Имам одновременно и мистик, и революционер.
А как вы попали на международную встречу в Тегеран "25 лет Исламской революции в Иране: женский взгляд".
- Свой цикл портретов я показала в Союзе писателей России на презентации русского перевода "Дивана" - собрания стихотворений Аятоллы. Иранские тележурналисты показали его в программе "Русский дневник". В результате я оказалась в Тегеране. Меня очень радовало, что последователи и друзья Хомейни тепло приняли мои работы. Среди них - старшая дочь Имама, Захра Мотафави.
Какое впечатление на вас произвели женщины Ирана?
- Вспомнила привычные для нас штампы: все мусульманки укутаны в черное. Да, конечно, в Иране женщины на улице одеты строго, кто в черное, кто в темно-коричневые, синие покровы. Но вот дома, рядом с близкими, они скорее напоминают райских птиц. Всему свое место...
В тегеранской встрече приняли участие 25 женщин из разных стран и разной конфессиональной принадлежности. Участницы оценивали опыт исламской революции. Английская баронесса Эмма Нильсон отметила, что эта революция преследовала, прежде всего, духовные цели.
Сегодня в Иране в высших учебных заведениях учится 60 процентов девушек. За 25 лет население страны возросло с 35 миллионов человек до 80 миллионов. Большая часть населения - молодежь. Иран по числу пользователей интернетом стоит на втором месте в мире.
Светлана ТЕЛЯТНИКОВА
http://www.moscvichka.ru/article/014/1-19-01.htm

 
Должности и места служения
редактор
Слово
1988 г. 20 век       
   
редактор
Информационный листок независимого журнала православных христиан "Слово"