Как российский педагог Елена Рубинштейн стала раввином
04/02/2011
Мы решили возродить замечательную традицию и показать современных священнослужителей – разных конфессий. Дополнив их фотографический образ некоторым количеством разговоров. Первой в серии стала женщина-раввин. В этом нет никаких религиозных предпочтений, просто женщинам прилично уступать дорогу.
(0) комментировать
Раввинов в нашей повседневной жизни не так чтобы очень много. И привычки различать ортодоксального раввина от прогрессивного у нас нет. Но когда видишь раввина женщину, которая к тому же родилась в Москве и окончила истфак педагогического института, понимаешь – это точно не ортодоксальный раввин. Реформистский иудаизм не только позволяет женщинам быть священнослужителем, но и допускает браки между гомосексуалистами. То есть реформисты действительно отличаются от прочего иудаистского мира крайним либерализмом.
В общем, хорошо, что раби Елена Александровна Рубинштейн оказалась нашим человеком. Иначе мы бы в мире прогрессивного иудаизма совсем запутались.
- Объясните - как вы стали раввином?
- Мы с семьей уехали в Израиль в 1992 году. Нам с мужем было тогда ближе к сорока, и перед отъездом нас все пугали тем, что работу в таком возрасте будет найти почти невозможно. Только если дворниками. Но мне повезло. Очень быстро я устроилась работать продавцом в ювелирный магазин. Это было большой удачей. Но вот однажды я прочитала в местной русскоязычной газете объявление о том, что открывается набор на курс подготовки общинных работников в Движение реформистского иудаизма. Там было сказано, что в стране нужно находиться не менее двух лет и хорошо владеть ивритом. Мы в стране жили всего несколько месяцев, и ивритом я к тому времени владела плохо. Единственное, что подходило, – высшее гуманитарное образование. Но я все равно решила послать свои документы. И меня пригласили на собеседование!
- Вы уже тогда были прогрессивным иудаистом?
- К тому времени я совершенно не знала, что такое прогрессивный иудаизм. Конечно, что такое иудаизм, я представляла, поскольку воспитывалась в еврейской семье. Никакого особенного еврейского воспитания не было, но была бабушка, и был Пейсах, и мацу на улице Архипова в Москве мы покупали. Я очень любила туда ездить. Там у входа всегда стояли такие старушки, которые занимались сватовством. И хотя я была уже замужем, мне ужасно нравилось, когда они спрашивали: «А девочка не хочет познакомиться с еврейским мальчиком?» Но на этом мое знакомство с иудаизмом заканчивалось.
И вот отправляюсь я в Иерусалим на собеседование. Пока я ждала своей очереди, нашла маленькую брошюрку «Тридцать вопросов и ответов о Прогрессивном иудаизме». И открыла ее на страничке, где говорилось о равенстве мужчины и женщины. Это мне понравилось… В общем, когда меня взяли на этот курс, я была невероятно рада. Настолько, что была готова после работы ездить на занятия в Иерусалим. На меня все смотрели удивленными глазами
- Что их удивляло?
- Для Израиля доехать из Беер-Шевы – это южный город, где мы тогда жили, - в Иерусалим то же самое, что каждый день ездить из Москвы в Ленинград.
- И вы решили стать раввином?
- На каком-то этапе мне предложили подать документы в высшую раввинскую школу Hebrew Union College в Иерусалиме. Сомневалась целый год. И тогда мой муж сказал, что если я не начну учиться, то буду сожалеть об этом всю жизнь. И вот я училась в Иерусалиме, одновременно работая в Центре юридической помощи и Беер-Шевской общине. Кроме того, реформистские раввины обязаны иметь степень магистра по одной из еврейских дисциплин. И я параллельно начала учиться в университете имени Бен-Гуриона на факультете еврейской истории. И так я пять лет училась в этих двух университетах и работала. А в 2002 году я стала первой русскоговорящей женщиной, посвященной в раввины в Израиле.
После получения звания раввина я стала директором отдела по работе с репатриантами и школы гиюра (гиюр - переход в иудаизм) нашего движения.
- Как после такого карьерного взлета вы оказались раввином петербургской общины?
- Меня давно приглашали сюда работать. Тем более что я периодически приезжала – давала мастер-классы, вела курсы. Но потом здесь освободилось место раввина, и разговор стал более предметным. И вот мы с мужем решили попробовать вновь изменить жизнь. Этот год был для меня проверочным, ведь традиционно раввина выбирает община. Община же должна платить ему зарплату. Но общины в СНГ этого делать не в состоянии. Поэтому Всемирный совет прогрессивного иудаизма назначает раввинов самостоятельно. Но, в любом случае, раввин должен общине понравиться. И община должна понравиться раввину.
- То есть вас могли послать в любую страну, где есть реформистские общины?
- В принципе, да. Но для меня это было невозможно. Я убеждена, что раввин должен работать на родном языке. Когда я еще училась, мне предлагали быть раввином общины в Израиле. Но у меня есть некий комплекс по отношению к раввинам, для которых иврит – родной язык. Потому что наша работа – это язык. И меня очень смущает то, что я не смогу выразить свою мысль так же, как могла бы выразить ее на родном языке. В этом отношении мои коллеги со мной совсем не согласны. В свое время в нашей общине в Киеве был американский раввин, который выучил русский язык. Конечно, главное для раввина – его личностные качества. Но язык и общая ментальность с общиной важны не менее. Я должна понимать каждый вздох и выдох людей.
- Что собой представляет жизнь реформистской общины?
- Существуют общины разных типов. Западная община, в основном американская, это, прежде всего, общинный центр. Там молятся, учатся, готовятся к Бар/Бат Мицва и так далее. Там много чего есть еще – йога, танцкласс, теннисный клуб и так далее. В Израиле крупные общины сейчас тоже идут по такому пути. То есть общинная жизнь людей, объединенных одной религией, включает в себя массу разных функций – развлекательную, оздоровительною, образовательную. Какую угодно. Человек может прийти и организовать при общине все, что ему интересно. И если я лично, вероятно, не захочу устроить при общине сауну, то в Америке наверняка есть какие-нибудь крупные центры, где есть сауны или спортивные центры. И, наверное, в этом нет ничего плохого.
- А кто должен за это платить?
- Есть проблема бюджета – в нашей общине все на самофинансировании. Единственное, на что Всемирный совет нам дает деньги, - это содержание здания и зарплата мне и небольшому коллективу. Все остальное жертвуют члены общины. Например, члены общины оплатили занавески для кабинетов, люстру для нашего здания, приобрели потрясающей красоты деревянную Менору. Они же предоставляют свои машины и свое время, чтобы привезти продукты для Шабата, один из наших прихожан создал фонд для помощи нуждающимся, и так далее. Мы могли бы открыть сколько угодно разных курсов, но они не будут бесплатными, а мы обязаны ориентироваться на финансовое положение наших людей. Многие живут трудно. Олигархов у нас нет.
- Чем раввин-реформист отличается от ортодоксального раввина?
- Раввин в ортодоксии – это начальник. Как рав сказал, так и должно быть. Когда человек приходит ко мне, я могу познакомить его с различными возможными путями решения проблемы. Потому что я специалист в традиции, я знаю, где про что написано. Если люди хотят принять решение на основании традиции, моя обязанность показать им спектр этой традиции. Но принимать окончательное решение люди должны сами. И уж никак я не «начальник». Я не могу повелеть человеку жениться ему или нет, рожать ребенка или нет. Личная ответственность и личный выбор – вот, что характерно для нашего пути в иудаизме. Этот принцип отражен и в отношении к заповедям. Ортодоксальный мир говорит, что человек еврей обязан выполнять все имеющиеся 613 заповедей. Конечно, пока только тех, выполнение которых возможно в отсутствие Храма. Не важно, понимаешь ты их или нет, согласен ты с ними или нет. Ты просто обязан их выполнять. Наш подход заключается в том, что человек сам выбирает заповеди, соблюдение которых он на себя принимает. Человек должен принимать на себя только те заповеди, которые он может выполнять искренно и без лицемерия, всем свои существом. Но этот ответственнейший выбор можно сделать лишь на основе глубокого знания. Поэтому надо учиться самому, а не ориентироваться на то, что где-то услышал. Реформистское движение в Израиле часто обвиняют в элитарности. Я не вижу в этом ничего плохого. Точно так же я не вижу ничего плохого в снобизме, когда снобом является не дурак, а тот, кто обладает определенным уровнем знаний и ищет общения с себе подобными. Если смешать в одном классе плохих и хороших учеников в надежде, что плохие поднимутся до уровня хороших, произойдет прямо противоположное.
- Когда в реформистской традиции женщина впервые стала священнослужителем?
- В 1936 году. Через сто лет после появления первых реформистских общин. То есть относительно недавно. Понимаете, принцип равенства мужчины и женщины был провозглашен в реформизме сразу. Но одно дело провозгласить, а другое – начать применять его. Сначала исчезла мехица – занавеска, которая разделяет женскую и мужскую части синагоги, потом возникла практика «посемейного сидения» во время молитвы и т. д. Все это происходило очень постепенно и индивидуально в каждой общине.
- А сколько сейчас всего женщин раввинов?
- В Израиле много – несколько десятков человек. Мужчин раввинов, конечно, больше. В СНГ – я одна.
- Женщины сами редко идут в раввины или их мужчины не пускают?
- Женщина раввин все еще продолжает вызывать удивление. Я думаю, что тут все дело в воспитании. Ортодоксальный мир крепко держится за законы, им же и созданные. В Торе нет запрета женщинам служить Господу в качестве раввинов.
Вот случай из жизни, который произошел в реформистской общине «Мевассерет Цион». Там раввином служит моя коллега Майя Лейбович, первая женщина израильтянка, получившая звание раввина. До этого были только американки. У нее серьезная община, прекрасное здание, работает она уже много лет. И вот на уроке ребенок из детского сада спрашивает: «Раби, а разве мужчина может быть раввином?» Понимаете, ребенок, который воспитан в синагоге, где раввин – женщина, не представляет, что мужчина может быть раввином. Вот что значит воспитание.
Елена НЕКРАСОВА, фото Владимир ЕГОРОВ
