так это ж не одно и тоже.
добродетель - это .....
непорочность - это .....

так варианты множественны
и различны

Девственность

                                      Ст.-слав.  дѣва от корня *dhē(i) «сосать, кормить грудью», т.е. «кормящая грудью». Розвадовский сравнивает слав. dĕvica c др.-инд. dēví «богиня» (Qu. Gr. 1, 418).

    По словам Ж.Дюмезиля, "быть девственной, оставаться девственной не значит просто быть целомудренной. Целомудрие имеет отношение к чистоте; девственность — это нечто более высокое, имеющее отношение к изобилию. Женщина, которая остается девственницей, сохраняет в себе неиспользованную, но и нерастраченную, нетронутую и как бы усиленную ее волей созидательную энергию, присущую ей по природе". С другой стороны, эта энергия может проявляться в негативном аспекте — как опасная, губительная сила, в мифологии явственно подчеркиваемая: "Девственная богиня - фокус необузданной эротики. Она наиболее могуча постольку, поскольку ее девственность не нарушена, и поэтому в браке бог подвергает себя сильной и даже смертельной опасности..."

  Артемида ( Ἄρτεμις - этимология неясна, возможные варианты: «медвежья богиня», «владычица», «убийца»), в греческой мифологии богиня охоты, дочь Зевса и Лето, сестра-близнец Аполлона (Неs. Тhеоg. 918).Классическая Артемида — девственница и защитница целомудрия. Она  убила свою спутницу нимфу — охотницу Каллисто, превращённую в медведицу, гневаясь за нарушение ею целомудрия и любовь к ней Зевса (Apollod. III 8,2).  Артемида обладает решительным и агрессивным характером,часто пользуется стрелами как орудием наказания и строго следит заисполнением издавна установленныхобычаев, упорядочивающих животный и растительный мир. Юный охотник Актеон, нечаянно подсмотревший омовение богини, был ею превращён в оленя и растерзан псами (Ovid. Met. III 174—255).  Артемида  разгневалась на царя Калидона Ойнея за то, что он не принёс ей в дар, как обычно, в начале жатвы первые плоды урожая, и наслала на Калидон страшного вепря; она вызвала раздор среди родичей Мелеагра, возглавлявшего охоту на зверя, что привело к мучительной гибели Мелеагра (Ovid. Met.. VIII 270—300, 422—540). Артемида  потребовала себе в жертву дочь Агамемнона, предводителя ахейцев в походе под Трою, за то, что он убил священную лань Артемиды и похвалялся, что даже сама богиня не сумела бы так метко её убить. Тогда Артемида в гневе наслала безветрие, и ахейские корабли не могли выйти в море, чтобы плыть под Трою. Через прорицателя была передана воля богини, потребовавшей взамен убитой лани Ифигению, дочь Агамемнона. Однако скрыто от людей Артемида унесла Ифигению с жертвенника (заменив её ланью) в Тавриду, где та стала жрицей богини, требующей человеческих жертв (Eur. Iphig. A.). Артемиде Таврической приносили человеческие жертвы, о чём свидетельствует история Ореста, чуть не погибшего от руки своей сестры Ифигении, жрицы Артемиды (Eur. Iphig. Т.).

    Эти факты, подчёркивающие губительные функции богини,связаны с её архаическим прошлым — владычицы зверей на Крите. Именнотам ипостасью Артемиды была нимфа-охотница Бритомартис. Древнейшая Артемида — не только охотница, но и медведица. В Аттике (в Бравроне) жрицы Артемиды Бравронии надевали в ритуальном танце медвежьи шкуры и назывались медведицами (Aristoph. Lys. 645). Святилища Артемиды часто находились вблизи источников и болот (почитание Артемиды Лимнатис — «болотной»), символизируя плодородие растительного божества (напр., культ Артемиды Ортии в Спарте, восходящий к крито-микенскому времени). Хтоническая необузданность Артемиды близка образу Великой матери богов — Кибеле в Малой Азии, откуда оргиастические элементы культа, прославляющего плодородие божества. В Малой Азии, в знаменитом Эфесском храме, почиталось изображение Артемиды многогрудой (πολύμαστος). Рудименты архаической растительной богини в образе А. проявляются в том, что она через свою помощницу (в прежнем свою ипостась) Илифию помогает роженицам (Callim. Нуmn. III 20—25). Только появившись на свет, она помогает матери принять родившегосявслед за ней Аполлона (Ароllod. I 4,1). Ей же принадлежит прерогативаприносить быструю и лёгкую смерть.1

                                                                  * * *

  Героиня легенды, положенной в основу древнетамильской "Повести о браслете", Каннахи (которая становится типичной дравидской богиней, воплощающей супружескую добродетель) фактически является девственницей. Правда, автор классической версии игнорирует этот момент, лишая ее материнства (ребенок ее мужа рождается от гетеры), но в фольклорных версиях подчеркивается, что Каннахи не вступала с мужем в супружеские отношения.2

    Парадоксальная логика мифологического мышления не позволяет считать противоречием то обстоятельство, что девственной дравидской богине Коттравей (супруге Шивы) приписывается рождение сына - бога Муругана. Следует отметить один характерный для мифологии Коттравей мотив - постоянного возвращения ее девственности. Одно из имен богини - Кумари, т.е. Дева. 3

    Громадную роль играет в тамильской культуре сакральная женская энергия - анангу. Обладание энергией анангу, являющейся в данном случае выражением женского сексуального начала (ср. "женщина, полная анангу"; "красивая грудь, обладающая анангу" ), присущей женщине силы чадородия, составляет ценность, важную не только и не столько для самой женщины, сколько для окружающих, и в первую очередь близких родственников-мужчин. Как показано Б.Бек, женщина занимает центральное место в дравидской ячейке родства и является источником жизненной силы, удачи для отца, брата, мужа и сына, обеспечивает благосостояние и жизнедеятельность семьи в целом. Этим объясняется характерный дравидский обычай кросскузенного брака (женитьба на дочери брата матери или сестры отца), смысл которого состоит в том, что женщина, выйдя замуж, не покидает семейной ячейки и продолжает оставаться гарантией семейного благополучия.

    В соответствии с амбивалентной природой анангу женщина может, однако, быть силой не только благодатной, но страшной и опасной. Не имеющая сдерживающих рамок (семейных, брачных, ритуальных), лишенная контроля, энергия может принести гибель и разрушение. Самый яркий пример этому, запечатленный тамильской поэзией, конечно, образ Каннахи из "Повести о браслете", которая, потеряв мужа, в гневе сжигает город Мадурай вырвавшимся из ее груди огнем.

    Такого рода представления о сакральной женской энергии находят мифологическое воплощение в образе тамильской богини Коттравей (букв. убийственная). Древнетамильские тексты упоминают ее лишь в нескольких случаях, а единственное развернутое ее описание содержится в двенадцатой главе "Повести о браслете", где она изображается богиней-покровительницей племени эйинаров, воинственных охотников и грабителей, живущих в пустынной местности. "Голова ее была украшена серебристой луной, она смотрела немигающим взором лобного глаза, у нее были коралловый рот, белозубая улыбка и горло, почерневшее от выпитого яда. Она сгибала вместо лука большую гору с горячегневным змеем в качестве тетивы; полозубая змея была ей нагрудной повязкой. Она вздымала в руке трезубец, на плечах у нее была кожа слона, а на бедрах — шкура льва, полного анангу. На ногах звенели колокольчики и воинские браслеты. Такова была Коттравей, обладательница меча, исполненного победоносной силы. Она стояла на голове могучеплечего демона, обладавшего двумя разными обликами" (СП XII, 54—66).

    Хорошо видно, что Коттравей втянута здесь в шиваитский мифологический ареал, т.е. наделена основными атрибутами Шивы и представляет собой его супругу — богиню Кали в облике Махишасурамардини ("Та, что убила асуру Махишу"). С другой стороны, далее в гимнах Коттравей появляются определенные ассоциации ее с Вишну ("ты держишь в лотосоподобных-руках раковину и чакру" — СП XII, 9) и Кришной (в гимне 22 ей приписывается один из его подвигов - уничтожение демона в виде повозки, посланного Кансой, дядей Кришны, чтобы погубить его).

      Оставляя в стороне шиваитскую и вишнуитскую атрибутику Коттравей, отметим два момента в культе богини, восходящие, несомненно, к глубокой древности: кровавые жертвоприношения и убийство демона-буйвола. Эйинары поют: "Вот наш жертвенный долг! Прими кровь, струящуюся из горла, как плату за победоносную силу" (СП XII, 17, также 18—19). Известно представление о крови как о субстанции, в высшей степени насыщенной жизненной энергией, и питающаяся кровью богиня ("выпей жертву сильнолуких эйинаров" - СП XII, 20) должна была получать энергию в изобилии. В ответ же она, как богиня победы, дает воинам силу, помогающую им одолеть врага.4

        Представления о сакральной энергии анангу  чрезвычайно важно для тамильской культуры. Словарь (Subramanian N. Pre-Pallavan Tamil Index. Madras, 1966) дает 12 значений слова ananku , из которых можно выделить такие: страх, источник страха; любое устрашающее божество или демон; демоница, появляющаяся как красавица; убивающая юношей (идентифицируется с Мохини, воплощением Вишну в виде соблазнительно-прекрасной, но опасной женщины). Учитывая, что основные значения слова — мучение, боль, страдание, умерщвление (глагол ananku соответственно означает мучить, приносить страдание,боль мучимым, погибать, а также подчинять, подавлять, сдерживать; прятаться, подчиняться: ДЭС 566), мы вправе предположить, что анангу — это некая устрашающая сила, котораяприносит человеку зло и страдание и которая может проявлять себя как неперсонифицированно, так и в виде некихсуществ — духов, демонических персонажей, божеств. Однако если мы рассмотрим все случаи употребления слова анангу в древнетамильской поэзии, то обнаружим, что данное определение не дает полного представления об анангу, не исчерпывает этого феномена. В самом деле, с его помощью нельзя объяснить, почему описываются как обладающие анангу горы, прохладная бухта, море, дерево кадамба; кроме того, анангу обладают лук, стрела, укрепленныестойки ворот, площадка перед домом, бобы-кажангу, используемые для прорицанийи гадания, слон, лев, змея; анангу присуща и людям, ибо содержится в "больших руках" и "крепких ногах" героев, в женской груди; с ней ассоциируется женщина в целом — "девушка, исполненная анангу". С анангу связываются даже абстрактные понятия ("время, наполненное анангу"; "исполненное анангу целомудрие"; клятва;анангу, наконец, обладают боги: в одном случае(Кали 105, 15) обладающим анангу называется Индра.

    Как видно из этого списка примеров, причем далеко неисчерпывающего, анангу, во-первых, не всегда злое, опасное начало, часто оно ассоциируется с богами, борющимися против демонов, с качествами силы, надежности, блага; во-вторых, несмотря на то что словом анангу называются духи и божества, оно в первую очередь подразумевает некую энергию, связанную с разнообразными предметами и явлениями мира.

    "Эта энергия... — пишет Харт, — была потенциальноопасной сакральной силой, которая предполагалась наличествующей в любом объекте или человеке, по тем или инымпричинам обладавшим, как считали, особой потенцией. Совсем, где она содержалась, нужно было обращаться осторожно, иначе энергия выходила из-под контроля и приводила ккатастрофе. Но если „анангу" находилась в надлежащем месте и под контролем, она сообщала вещам сакральную правильность, надежность, и это было важнейшим критерием отношения к ним человека. Среди объектов, содержавших эту энергию, были целомудренная жена, царь, некоторые виды барабанов, специальные столбы, мемориальные камни с душами павших героев в них, мертвые тела, вдовы, женщины во время месячных и в послеродовой период. Кое-где она потенциально менее стабильна, но в любом случае должна быть тщательно контролируема".

    Добавим к словам Дж.Харта определение К.Звелебила: "Сакральное понималось как сила, присущая некоторым местам, объектам, существам, а не как владение вполне определенных трансцендентных богов. Термин, применявшийся для обозначения сакрального, был „анангу", первоначально мыслившийся как обозначение внушающей благоговение сверхъестественной энергии, безличной, анонимной силы, находящейся внутри ряда феноменов, но не идентифицируемой и не смешиваемой ни с одним из них. Сакральная энергия была столь независима от определенных вещей или лиц,в которых она, как полагали, обреталась, что она должна была предшествовать или переживать их. Она была безличной, капризной, опасной, сама по себе ни благой, ни неблагой, она обнаруживалась пребывающей в местах, вызывающих благоговение, — горах, море, на поле битвы, на току, который использовался в качестве места, где исполнялись оргиастические и священные танцы; из предметов она, как полагали, находилась в опасных или ценных вещах, таких, как оружие и музыкальные инструменты; онаприсутствовала также в некоторых внушающих страх животных (лев, тигр, змея) и в некоторых (возможно, тотемных)деревьях" .

     Мы думаем, что серьезного противоречия между различными значениями этого слова нет, но, видимо,есть какие-то основные, исходные. Таковыми, по нашему мнению, следует считать два: внутренняя энергия идух, неопределенное божество, причем они так тесно соприкасаются, что иногда трудно решить, какое значение предпочесть.

      Исследователи, как можно было видеть, называют анангу безличной, сверхъестественной силой, аналогичной, по мнению Харта, полинезийской мана . Эта точка зрения, как нам кажется, упускает индийскую специфику явления. Есть возможность рассматривать анангу как феномен не сверхъестественный, а в основе своей природный: ведь характерная форма проявления энергии — огонь, жар (что роднит анангу с понятием "тапаса", выработанным ведической культурой, хотя следует оговориться, что и в том и в другом случае "жар" - не только природный, но в значительной мере религиозный феномен, связанный с идеей накопления добродетели).5

                                                                * * *

      Следует отметить одну черту Богини-Матери, очень важную для понимания мировоззрения тибетского буддизма, - двуединство эротизма и целомудрия. Поскольку Богиня-Мать не имеет супруга, но является прародительницей всего сущего, то это и создает названную амбивалентную черту. В мировой мифологии она может реализоваться по-разному: от образа Иштар, одаривающей своей любовью множество героев и губящей их, до образа Артемиды, которая, будучи изначально прародительницей и губительницей диких зверей, в классической мифологии — охотница и девственница; от сибирских богинь очага, именуемых «мать-огонь», до римской девственной Весты с ее весталками.

    В тибетском буддизме эта амбивалентная черта воплощается, во-первых, в самой сути тибетского тантризма — в символической, а не плотской трактовке полового акта, в оксюмороне «тантра для монахов». Во-вторых, это опять же будет связано с дакинями, иконографические изображения которых подчас весьма эротичны (большинство дакинь полностью обнажены, не считая множества украшений), притом что эротичный аспект легенд о дакини — скорее исключение, чем правило. Образ дакинь находит типологическую параллель в скандинавских мифах о валькириях — воинственных девах, помогавших героям в бою, а также обучавших их мудрости (таковы Сигурд и Сигрдрива, Хельги и Свава-Сигрун и др.)

    В то время как в большей части современных религий (исключая локальные верования архаичных племен) господствующее начало мужское, а от культа Богини-Матери остались лишь слаборазличимые следы, в тибетском тантризме картина совершенно иная. Здесь, как и в шиваизме, каждое мужское божество имеет свою божественную супругу-шакти (в буддийской терминологии — «праджня»), с которой сливается в вечных объятиях. Тантрическая традиция утверждает, что боги становятся могучими и мудрыми только благодаря соединению со своими шакти. Шакти (женская энергия), праджня (запредельная мудрость) представляют собой сплав женственности и мудрости. «Что касается блаженства и пустоты, — говорил в одной из своих лекций Далай-лама XIV, — то здесь подразумевается неразрывное единство мудрости, постигающей пустоту, и глубокого переживания блаженства... Значение использования блаженства для реализации постижения пустоты столь велико, что многие медитативные божества тантр высшей йоги изображаются в соитии. Но, как я уже говорил, это блаженство очень отличается от того, что испытывается в обычном половом акте». Мудрость, символизируемая женским началом («праджня»), считается имманентно существующей, разлитой в мире. Мужское начало представляет собою метод («упайя»), посредством которого постигается мудрость. Рассмотрим понятие праджни детально. Этим словом обозначается женская ипостась божества, его женская энергия, иконографически передаваемая как супруга. Праджня — это запредельная мудрость, постигаемая лишь интуитивно, в состоянии озарения. Если проанализировать это не с религиоведческой, а с мифологической точки зрения, то окажется, что отождествление понятий «супруга» и «мудрость» означает, что женщине мудрость присуща изначально, в то время как мужчина должен мудрость постичь, и постижение это идет через женщину, что на иконографическом уровне передается как «яб-юм» (дословно «отец-мать»: бог и его праджня сливаются в супружеских объятиях), а на уровне текста — как многочисленные сюжеты о великих святых, получавших мудрость от  дакини, причем в некоторых случаях речь идет не только о духовной передаче, но и о плотском соединении.

    Воплощением мудрости как таковой предстает Праджняпарамита — высшая из степеней духовного совершенства (парамит), символизирующая интуитивное познание, озарение. Одновременно Праджняпарамита является и философским понятием, и названием корпуса священных текстов, и богиней, иконография которой не только зрительно передает философскую концепцию, но и содержит ряд черт, позволяющих видеть в Праджняпарамите элементы мифологемы Богини-Матери (в атрибутику богини входят и лотос, и меч — женский и мужской символы).

    Тантрическим возвышением женщины как воплощения мудрости объясняется женственный (и иногда женовидный) облик мужских божеств. Так, стоящего Авалокитешвару регулярно пишут с большими, округлыми бедрами.6

Примечания

1 Тахо-Годи А.А. Артемида //  МНМ. Т. 1, с. 107-108.

2 Дубянский А.М. Ритуально-мифологические истоки древнетамильской лирики. М., 1989, с. 195.

3 Там же, с. 32, 33.

4 Там же, с. 28-29.

5 Там же, с. 23-27.

6 Баркова А.Л. Мифологические универсалии в тибетской иконографии // Человек и Природа в духовной культуре Востока. М.: ИВ РАН: Крафт+, 2004, с. 132-134.    Страница А.Л.Барковой: http://venec.com/alb  (работы по мифологии, теории эпоса, искусствознанию) 

http://ec-dejavu.net/v/Virginity.html

   

А вот из Лиахоны за июль:

Девиз идеала "добродетель":

"Я буду готовиться к посещению храма и оставаться чисто и достойной. Мои мысли и поступки будут основаны нам высоких нраственных нормах".

Кстати, кое-что проясняет!

ЭЭЭЭ.. ну... 

Например, что добродетель = достоинство войти в храм.
Добродетелен только тот, чьи мысли и поступки основаны на высоких нравственных нормах.
То есть нравственная личность в целом.